На другой странице газеты тоже было напечатано о Юнатане. Вот что писала его школьная учительница:
«Милый Юнатан Лев, не правильнее ли было называть тебя Юнатан Львиное Сердце? Если бы ты был жив, то, на верное, вспомнил, как мы читали в учебнике по истории о храбром английском короле Ричарде Львиное Сердце. Ты бы вспомнил, как сказал тогда: «И представить невозможно, каким же нужно быть храбрым, чтобы о тебе потом написали в учебнике по истории, мне таким никогда не стать». Милый Юнатан, даже если о тебе не напишут в учебниках по истории, в решительный момент ты оказался настоящим храбрецом, ты — герой, не хуже всех других. Твоя старая учительница никогда не забудет тебя. Твои товарищи долго будут пом нить о тебе. Наш класс опустел без веселого, славного Юнатана. Увы, те, кого любят боги, умирают юными. Покойся в мире, Юнатан Львиное Сердце!
Грета Андерсон».
Вообще–то она порядочная зануда, эта Юнатанова учительница. Но она любила его, ведь Юнатана любили все. И она хорошо придумала про Львиное Сердце, по–настоящему хорошо.
Наверное, не было человека во всем городе, кто бы не оплакивал Юнатана и не думал про себя, что лучше бы вместо него умер я. По крайней мере так считали все тетки, что вечно толкутся у нас со своими отрезами, кружевами и всякой дрянью. Проходя через кухню, они поглядывают на меня и вздыхают. «Бедная фру Лев! И надо же, чтобы несчастье случилось с таким замечательным юношей, как Юнатан» так говорят они. Или еще что–нибудь в этом роде.
Мы живем теперь в соседнем доме. Точно в такой же квартире, как наша прежняя, хотя на этот раз на нижнем этаже. В городской богадельне нам выделили подержанную мебель, и еще кое–что дали мамины тетки. И я лежу точно на такой же лавке, как прежде. Да и все вокруг почти так же, как прежде. И все по–другому. Без Юнатана. Никто не сидит возле меня по вечерам и не рассказывает разные истории, мне так тоскливо, что от этого даже больно в груди, я лежу и все время шепчу про себя последние слова Юнатана. Он сказал их перед тем, как умер. Когда мы с ним лежали на земле. Он лежал лицом вниз, но кто–то подошел и перевернул его. Из уголка рта у него бежала кровь. Но было видно, как он силился улыбнуться, и наконец ему удалось выговорить: «Не плачь, Сухарик, мы увидимся в Нангияле».
Больше он ничего не сказал, закрыл глаза, подошли люди и унесли его.
Что было затем, я бы и из памяти хотел выкинуть. Но страшное и злое забыть не так–то просто. Помню, я все лежал на лавке и думал о Юнатане, пока голова у меня не начинала раскалываться. Я так тосковал по нему. И еще я боялся: а вдруг его рассказы про Нангиялу — неправда? Вдруг это всего–навсего одна из удивительных историй, которые Юнатан любил придумывать? Да, и еще в эти дни я много плакал.
Но потом Юнатан появился и успокоил меня. Да, да, он появился, и как же это было здорово! Все сразу стало, как прежде. Он догадался там, в Нангияле, каково мне тут, и решил, что неплохо бы меня немного поддержать. Поэтому–то он и оказался здесь снова, и теперь я уже не тоскую, как раньше, теперь я только жду.
Это произошло на днях, вечером. Я был дома один, лежал и плакал и не могу описать, каким я себе казался разнесчастным, больным и отчаявшимся. Окно кухни было открыто настежь, ведь стояли как раз те самые прекрасные теплые вечера, какие бывают весной. До меня доносил ось воркование голубей. Здесь, на заднем дворе, их полным–полно, и весной только и слышишь, как они воркуют.
Тут оно и случилось.
И хотя я лежал, уткнувшись лицом в подушку, и плакал, но все равно услышал воркование совсем рядом и, когда поднял голову, увидел: на подоконнике сидит голубь и смотрит на меня своими умными глазами. И не просто голубь, за метьте, а белоснежный, не серый, как остальные во дворе. Белоснежный голубь! Вы и представить себе не можете, что я почувствовал, когда увидел его. Ведь все получалось, как в той песне: «Тихий голубь влетит в твой дом».