– Не бойтесь, – успокаивала их мама, – это тайга, наш родной дом.
Медвежата слушали, но не отходили от родных лап и запахов старой медведицы. Слишком суровым и неприветливым показался им вначале родной дом.
Так просидели они долгое время. Вначале со страхом, боясь и на мгновение оторваться от терпеливой мамы, но затем и с пробивающимся любопытством – куда же без него! – осматривая открывшийся перед ними вид.
То была стена бескрайнего леса, укрывшая собой и низины, и сопки, и распадки, и кристальной чистоты ручьи, превращающиеся в целые реки, и даже каменные горы. Лес, готовящийся нарядиться в новый, весенний наряд, обновить потускневшие за холодную зиму цвета; лес готовящийся заиграть свою первую весеннюю песню – «Зелёный шум». Прямыми стволами величественные кедры, стройные ели, пышные лиственницы, огромные дубы, дрожащие осины, ароматные липы, стойкие вязы, развесистые ильмы и светолюбивый ясень – составляли основу богатейшего дома тысяч зверей. Все они, даже невысокие по сравнению с лесными великанами берёзы, тянулись макушками к голубой перине неба. Ветвистые кустарники рододендрона и кедровые стланики занимали собой почти весь жидкий подлесок, утопающий в белоснежной яркости снега, ещё находившего прибежище в густоте таёжной чащи. Зато в большом количестве торчала сухостойная сорняковая трава, казавшаяся медвежатам невообразимо высокой. И снег был таким холодным! Не то что тёплая мамина шерсть!
Переминаясь с лапы на лапу, медвежата задирали свои головы к верху и смотрели на спокойное, подбадривающее лицо матери, склонившейся над ними. В полумраке зимнего жилища они и не замечали, какой большой она была. И сейчас она загородила проход в берлогу, куда бы они непременно убежали сию же минуту.
– Не бойтесь! – ласково обратилась она к своим оробевшим детям, – смотрите!
Зачерпнув лапой горсть снега, отчего тот сразу принялся таять на глазах у изумлённых детей, она рассыпала его влажными комками перед медвежатами.
Паша, старший из братьев, родившийся на целых десять минут раньше, коснулся носом холодных комков и втянул в себя воздух. Приготовившись испугаться, испугаться он не успел, потому что притянутый к носу снег тут же растаял. Медвежонок лишь недовольно фыркнул. Он понял, что непонятная белая земля вполне безопасна. Первый разведывательный шаг был сделан.
Затем он неуверенно ступил передними лапами в снег, лежавший в полуметре от берлоги. Как только погрузился в него по грудь, у него перехватило дыхание. Уже будучи с раннего детства косолапым – первооткрыватель испуганно повернулся и глянул на маму, ища её поддержки. Старая медведица улыбнулась, кивнула головой. Тогда, набравшись храбрости, Пашутка пошёл дальше, вскоре он зарылся с головой. Навострив уши, глядя во все глаза, ловя тысячу новых запахов влажным носом, торчащим чёрным угольком, побрёл в сторону.
– Мишутка, смотри, ничего опасного там нет. Твой братик уже видишь, как далеко ушёл, – обратилась старая медведица к младшему сыну, показывая на брата, похожего на раскачивающуюся лодку, черневшую посреди океана снега.
Миша жалобно заскулил и уткнулся носом в знакомую и родную лапу своей мамы.
– Хорошо, если не хочешь, то можешь пока не ходить туда. Посмотри отсюда, как осваивается твой брат, – не стала настаивать старая медведица.
Миша и сам видел, как Паша уже обнюхивал высокую сосну. Ему казалось, что его брат ушёл далеко, на самом же деле, та сосна была в каких-то паре метров от берлоги. Для Пашутки же это было целым расстоянием отделившим его от мамы и он постоянно оглядывался, проверяя, не ушла ли куда она.
Прошло четверть часа, прежде чем старая медведица решила, что для первого раза достаточно. Она позвала Пашу и тот, косолапя, полный впечатлениями, побежал к ней.
Высоко в небе, куда братья ещё не поднимали свой взор, кружил соколок, радуясь первым шагам маленьких медвежат.
Только на третий день Миша впервые последовал за своим братом, уже вовсю бегающим между деревьев около берлоги и даже раз взобравшись на её крышу – разломанный древний дуб, невесть как затесавшейся среди стройных рядов хвойных исполинов. Возможно, что рос он здесь задолго до того, как пахучие сосны, ели, лиственницы и пихты, укутанные гроздями дикого винограда, завоевали этот участок тайги. Под его то мощными корнями медведица и сделала зимнюю квартиру. Расхрабрившейся Пашутка, влезший слишком высоко, получил трепку от переживающей мамы. Ведь он мог запросто свалиться и сильно ушибиться.
И тогда, когда Мишутка решился отлучиться от берлоги, он повсюду следовал за братом, и жутко пугался, когда тот прятался от него за деревом. Паша считал себя уже сильно повзрослевшим и смеялся над трусоватой осторожностью младшего брата.