— А почему же не вместе?
— Цельной-то труппой, ясное дело, лучше. Да, понимаешь,— Анна кончиком пальца поклевала копчик другого пальца,— столковаться не сумели: кто в лес, кто по дрова... Зачинщика, вишь ли, не нашлось, вон как у вас Аким Лексаныч.
«Да, верно,— подумал Петр.— Главарь во всяком деле, что боек в ружье: ударит по пистону, и полетит пуля куда надо. В том-то и суть, что вожак знает, куда посылать пулю. Знает, в каком направлении вести за собой, знает, как вызволить людей из всякой беды».
— Таких, Петя, как мы, нынче, сам знаешь, полным-полно по всей России-матушке.
И опять же верно, согласился Петр, много ихнего брата, бывших крепостных артистов, встречалось ему, благо, гуляний народных прибавилось — есть где кувыркаться, где продавать, заметил бы учетный экономист, свою рабочую силу.
Принято считать, что крепостные цирки не имели широкого распространения. Материалы последних лет опровергают это мнение. На необъятных просторах Российской империи во многих помещичьих имениях наряду с балетными и драматическими содержались и труппы акробатов, гимнастов, паяцев. Какие таланты томились под гнетом крепостников!
Цирки были двух видов: «дворовые» и «оброчные». (Семья Барсуковых, о которых идет речь, принадлежала к первым.) Труппы оброчных цирков кочевали повсюду с такими же краткосрочными паспортами, как и отец Никитиных, и в определенный срок обязаны были доставить своему господину оговоренную сумму.
Вчерашние рабы, получив права гражданства, пополнили ряды «увеселителей подлого сословия», как в то время официально именовались артисты эстрадно-цирковых жанров. Российский зрелищный рынок нуждался в притоке свежих сил, пополнение было принято, что называется, с распростертыми объятиями. В эпоху энергично развивающегося капитализма работы хватало всем. Вчерашние подневольные артисты, осознавшие свое человеческое достоинство, обрели отныне иную публику: вместо узкого круга помещичьей усадьбы — простолюдины, ремесленный и рабочий люд, студенты, разночинцы. Эту перемену зрительского состава верно подметил Некрасов: «Довольно бар вы тешили, потешьте мужиков...»
Было бы, однако, неверно думать, будто после обнародования манифеста 19 февраля для крепостных артистов сразу же наступила божья благодать. Нет, увеселители по-прежнему занимали низкое социальное положение, подвергались произволу уже не помещика, а содержателя зрелищного заведения; жизнь не баловала этих людей — вечных странников, над ними постоянно висела угроза остаться без работы, необеспеченность существования была их всегдашним уделом. Эти люди были париями общества.
Где же выступала вся эта актерская масса? Таких мест было всего три: ярмарочный балаган, тот же тесный балаган на праздничных гуляньях и сцены увеселительных садов. Ну и, пожалуй, еще одно место, где подвизались уж самые неудачливые,— улица.
В таких условиях цирковое искусство развивалось крайне медленно, а главное — однобоко: воздушная гимнастика, например, и все виды конного цирка находились в самом зачаточном состоянии. А ведь гимнастика, наездничество и клоунада — это три кита, на которых держится цирк.
Невольно напрашивается вопрос: почему смогли столь быстро выдвинуться русские наездники, о которых говорилось выше: Федорова, Натарова, Лаврова, Стуколкин, блиставшие на арене столичного цирка в первой половине прошлого столетия? Да потому, что имели возможность оттачивать свое мастерство на манеже стационара.
А уже после того недолгого и, как показало время, случайного взлета русские артисты на цирковую арену почти не попадали. Путь туда был закрыт для них.
Сложилась поистине парадоксальная ситуация: цирки в России принадлежали тогда исключительно иностранцам, а они русских артистов с их номерами не брали. А если и брали, то лишь как партнеров в свои номера.
Выход из этого тупикового положения существовал только один — создать свой национальный цирк.