Братьям Никитиным еще до приобретения шапито удавалось поставить здесь свой балаган, затем трижды арендовали они участок для «устройства цирка, обтянутого холстом». И вот настало время прочно обосноваться в каменном стационаре.
Долго Аким Никитин и его управляющие ходили вокруг да около: 'высматривали, прощупывали обходные пути, и, наконец, 29 августа 1886 года, размягчив твердые сердца чиновников и обскакав всех конкурентов, Аким Никитин вышел из ярмарочной конторы ликующий и счастливый: в нагрудном кармане лежал документ, по которому отныне в его распоряжение поступало триста двадцать квадратных саженей казенной земли на самом бойком месте ярмарки по Старо-Самотечной площади в конце Нижегородской улицы. И уже менее чем через год — 19 июля 1887 года — в новом колоссе состоялось первое представление «Большого русского цирка братьев Никитиных».
Открытию предшествовал пышный традиционный молебен. «Арена цирка была застлана ковром, на нем были поставлены столы... Духовенство приехало на молебен с иконой, которая была поставлена посредине манежа»,— читаем в воспоминаниях очевидца. Присутствовало, разумеется, и начальство, и знать, и пристав, и другие полицейские чины. Мемуарист продолжает: «Все помещения цирка окропили «святой водой». После молебна все приглашены были «на пирог» и рюмку водки...» И еще одно свидетельство, на этот раз юного нижегородца, в будущем популярного мастера эстрады: «В центре Самокатов, этого царства самых диковинных зрелищ, возвышалось каменное здание, на котором между двух красивых конских голов... располагались тяжелые торжественные буквы: «Цирк братьев Никитиных». Попасть в это красивое, трепещущее разноцветными флагами здание было нашей мечтой».
Сооружение изумляло своими масштабами, а внутренняя отделка — помпезностью: лепнина, позолота, по всему куполу цветная роспись в русском стиле. На колоннах — медальоны с рельефными изображениями лошадиных голов и масок клоунов. Позади здания поставили гостиницу для артистов, которая сообщалась с цирком крытым коридором.
Некоторое представление о размахе дела может дать короткая заметка в упомянутом уже блокноте Акима Александровича: «...внести в календарь и путеводитель по Нижегородской ярмарке за 1888 год — большой каменный цирк бр. Никитиных. Собственное (дважды подчеркнуто) электрическое освещение. Состав труппы 140 персон. 90 лошадей...»
Всеобщий «меркантильный дух», веющий над ярмаркой, захватил и Никитиных. Увидев, сколь доходно содержание здесь всяческого рода заведений, они стали, как говорится, раздувать кадило. Истые дети «века предпринимательства», подгоняемые коммерческим зудом, Никитины лихорадочно застраивают весь свой участок кирпичными помещениями, чтобы налево и направо сдавать в аренду: «павилионы для торговли пивом и содержания буфета», «пристройку под трактирное заведение», «лавки в тринадцать растворов, находящиеся при здании цирка» и павильон «сбоку цирка для синематографа и дивертисмента».
Затем последует каменное здание в Тифлисе — долголетней цитадели Годфруа. Место здесь также было выбрано очень выгодное — в центральной части города, на Голованиевском проспекте. После Тифлиса — Баку. В этот город Никитины наезжали издавна. К их прибытию пароходом — после гастролей в Астрахани — управляющий уже успевал поставить шапито. Было это, впрочем, хлопотно и накладно. И Аким Александрович, поскольку интерес к цирку возрастал, решил строить здесь стационар. А возрастал интерес потому, что этот многонациональный город развивался с поражающей стремительностью. Лишь численность рабочих нефтепромыслов в то время составляла более тридцати шести тысяч человек. Революционно настроенный бакинский пролетариат тянулся к культуре — цирк был одним из любимых видов искусства.
Пятого мая 1904 года А. А. Никитин подписал в конторе бакинского нотариуса С. В. Билинского контракт на аренду участка земли, принадлежащего Ага-беку Сафаралиеву, размером в 560 квадратных сажен, сроком на двенадцать лет, по цене три с половиной тысячи в год. Через несколько месяцев цирк Никитиных на углу Торговой и Морской начал давать представления. Вскоре, однако, здание сгорело, и на том же месте Никитин с удивляющей быстротой возвел каменный цирк-театр.
Никитинская труппа приезжала сюда дважды в год — зимой и весной — на рождественские и пасхальные праздники. Долго не задерживались: представления давались с 20 декабря по 20 января и «со страстного четверга», как сказано в контракте, «по 2-ое мая». На остальное время года помещение сдавалось под театраль ные постановки. (Просуществовал в Баку цирк Никитиных до осени 1916 года.)
И последний цирк — Московский, грандиозное по тем временам; сооружение,— лебединая песня Никитина-строителя. ...17 сентября 1909 года скорый поезд «Нижний Новгород — Москва» мчал Акима Александровича в старую столицу. По обыкновению всю дорогу он глядел в окно и под стук вагонных колес размышлял о предстоящем деле — возведении первоклассного стационара с большими квартирами для себя и сына. Это была давняя мечта неутомимого антрепренера.
Многие — и даже брат Петр — убеждали его: опрометчиво, мол, ставить второй большой цирк в городе, где Саламонский давно и прочно врос корнями. Велик риск: затратишь уйму денег и вылетишь в трубу. Разве мало других крупных городов в России? К чему с таким упрямством ломиться сюда?.. А коли уж так неймется, заключи с Саламоном долгосрочный контракт на аренду, и дело с концом. Ну нет, такой оборот Акима никак не устраивает. Ишь ты, «аренда»... Только свое здание, значительно крупнее, богаче. С русским размахом. В его груди еще не убавилось озорной удали.
Ничто не могло поколебать решения Акима Никитина. Он чуял нутром — свое возьмет. Саламонский ему, как и тогда, не страшен. Практически от всех дел он уже отошел, торчит на водах, лечится... Никитин все учел, все взвесил. Ему доподлинно известно по годам, какие сборы взяли на Цветном бульваре арендаторы Труцци и Девинье... Он рассчитывает затмить конкурентов, противопоставить им настоящее искусство. Именно в этом городе, в сердце России, и место «Русскому цирку»... А то, что здесь будут одновременно действовать два манежа, вовсе не беда. Даже лучше. Акиму по душе состязаться. Это у него в крови, это его лишь подхлестывает. Ведь вот и в Петербурге хозяин колбасного заведения Маршан счел возможным открыть второй цирк, соперничая с Чинизелли. И ничего — не прогорает; рискнул и его, Никитина, бывший управляющий — плут Муссури — возвести в Харькове каменное здание через дорогу от цирка Грикке. Поставил каменный цирк-театр и ресторатор Пеклер. И где? В его, Акима, можно сказать, вотчине, в Нижнем...
В своем московском стационаре дело он поведет широко. Будет ставить водяные феерии. Ни Труцци, ни Девинье такое не по плечу. На вокзале его встречал шумный, неуемного темперамента Гамсахурдия, сказал, что Шереметьев уже изволил прибыть. Остановился в «Метрополе». А где желательно Акиму Александровичу?
— Поближе к участку.
— Тогда «Париж». Эта гостиница, конечно, похуже, зато рядом, на Тверской, пять минут ходу.
Восемнадцатого сентября погожим утром бодрящего бабьего лета Никитин явился в элегантной тройке табачного трико, приобретенной в Гамбурге, с модным стоячим воротником на Воскресенскую площадь, в контору нотариуса Якова Ивановича Невяж-ского (с которым отныне будет связан до конца своих дней). Здесь была совершена купчая крепость, согласно которой Петр Васильевич Шереметьев продал Акиму Александровичу Никитину «собственно ему, Шереметьеву, принадлежащее дворовое место со всем строением на нем, состоящее в Москве, Арбатской части второго участка». Земля эта уже была заложена одиннадцать лет назад. За Шереметьевым числился большой долг по ссуде — около сорока трех тысяч. Долг этот пришлось выплатить Никитину. Таким образом, общая сумма выразилась в 100 тысяч рублей.
Главное было сделано. Место выбрано — лучше некуда. Самый центр Москвы. (Официальный адрес: Большая Садовая, 18.) Теперь нужен проект. Конечно же, Никитин первым делом обратился к приятелю юности саратовцу Федору Шехтелю, который ныне, как было известно Акиму, самый модный архитектор Москвы. Однако находившийся в фаворе земляк с премногими извинениями сам проектировать не взялся — заказов набрано на несколько лет вперед,— но порекомендовал надежного человека Богдана Михайловича Нилуса. И даже вызвался сам позвонить ему. Сохранилось письмо Нилуса, в котором он подтверждает, что берет «на себя составление проекта, рабочих чертежей, сметы и технический надзор за возведением здания». И тут же выставил условие: «Вы обязаны содержать на постройке за свой счет десятника по моему указанию; десятник этот должен находиться в моем распоряжении».