– Я убью тебя, скотина, если твои воины не оставят лодку в покое!
Отвага капитана повергла в шок дикарей. Они притихли, даже понемногу опять началась меновая торговля.
Около полудня, наконец, вернулся отряд заготовителей с тремя галлонами воды. Блай распорядился выдать роскошное угощение: на каждого моряка по одному кокосовому ореху и плоду хлебного дерева.
Война нервов продолжалась. Воины все прибывали. Блай надеялся, что перед закатом тонгайцы уйдут.
– Сейчас можно пробиться только с боем, подождем, переправим пока на баркас то, что удалось выменять.
Дикари сразу разгадали намерения белых.
Начали хватать моряков за руки, чуть не перехватил вахтенный журнал, куда белый вождь записывал «магические знаки».
Наступал вечер. Багровое усталое солнце садилось за горизонт. Зловещие блики метались по волнам.
Тонгайцы начали разжигать костры, и тогда Блай решил прорываться. Капитан приказал, не привлекая внимания излишней спешкой, сохраняя полное спокойствие, грузиться на баркас.
Англичанам преградили дорогу.
– Почему гости не хотят воспользоваться гостеприимством и ночевать на берегу острова? – с хитрой улыбкой спросил Макакавау.
– Я привык спать в лодке, – сказал Блай. – Утром вернусь, и мы продолжим торговлю.
– Тогда мы вас убьем!
Капитан снова применил тактику террористов: схватил вождя за руку и держал возле его горла саблю, пока остальные грузились на баркас.
На этот раз вождю удалось вырваться, поднялся оглушительный шум от ударов камней друг о друга, и дикари, испуская вопли, пошли в атаку.
Под градом камней Блай, размахивая саблей, побежал. Фрайер отбивал атаку на баркас. Стрелы впивались в борт.
– Освободите кто-нибудь цепь! – крикнул Блай.
Старшина Нортон, рискуя жизнью, бросился к камню, за который цепью был привязан баркас. Взобравшиеся на борт хватали весла.
Нортон совершил геройский поступок, пожертвовал жизнью ради спасения товарищей. Камень, пущенный из пращи, размозжил ему голову. Старшина упал и был добит камнями, но главное он сделал: баркас свободно качался на волнах; под градом камней и стрел начал отходить от берега.
Нападающие бросились к пирогам. Началось преследование. Легкая пирога настигала баркас.
Блай крикнул, чтобы стягивали с себя одежду и бросали в море. Пока тонгайцы подбирали трофеи, англичане вырвались вперед и поймали спасительный ветер.
– Поднять парус!
В сумерках баркас уходил от погони.
Доктор Ледуорд перевязал раненых. У канонира Пековера и плотника Перселла были сильно рассечены головы, гардемарин Тинклер ранен стрелою в ногу. Остальные отделались ушибами.
– Ледуорд, через сколько должен подействовать яд, если стрела была отравлена? – хладнокровно спросил юноша у врача.
– На ваше счастье островитяне, видимо, не знают яда, иначе ваш почерневший труп мы бы уже скинули за борт.
По старшине Нортону хором прочитали заупокойную молитву, потом благодарственный молебен счастливому избавлению. Каждый отдавал должное присутствию духа у Блая, что очень помогло милосердию Божьему.
Всю ночь шли под парусом на северо-восток. Утром, в открытом море, состоялся совет. Учитывая исключительно тяжелые обстоятельства, Блай пошел против обычных правил английского флота и выслушал всех, кто пожелал сказать: как быть дальше?
– Сомневаюсь, что на Тонгатабу нам окажут более теплый прием… – сказал Перселл.
– Может, попробовать вернуться на Таити? – предложил Фрайер.
– Сколько миль до ближайших колоний в Новой Голландии? – спросил Хейворд.
Выслушав все мнения, капитан погрузился в размышления и расчеты. Когда солнце было уже высоко и начинало припекать, Блай объявил о своем решении:
– У нас нет оружия, и мы целиком во власти туземцев. Нападение может повториться на любом другом острове. Выменять провиант нам не на что, отнять его силой мы не можем, поэтому нам остаются только наши припасы. Их мало, но не лучше ли довольствоваться ими, чем каждый раз рисковать жизнью?
Вернуться на Таити под встречным ветром с таким парусом невозможно. Нам остается один путь – на запад. Я слышал, что несколько лет назад Адмиралтейство послало к берегам Новой Голландии экспедицию с транспортами каторжников, чтобы основать там колонию60, но не знаю, насколько это предприятие увенчалось успехом. Единственное место, где можно рассчитывать на помощь и место на корабле для возвращения в Европу – это голландские поселения на острове Тимор в Ост-Индии.
– Около четырех тысяч миль! – в отчаянии воскликнул Хейворд.
– Я не хочу скрывать от вас всю тяжесть нашего положения, но другого пути у нас нет. Такое плавание займет месяца два. Нам предстоит бороться с несколькими противниками сразу: дикарями, морской стихией, голодом и жаждой. Унция галет и один джилл воды на человека в день – это все, что мы можем себе позволить. И то воды хватит только на две надели, вся надежда на дожди. У меня нет морских карт той части Тихого океана, но я берусь довести вас до Тимора при одном условии: пусть каждый ответит мне, согласен ли он терпеть жестокие лишения и выполнять любые мои приказы, какими бы они ни были?
– Да, клянусь, – ответил каждый по очереди.
– Скажу вам сразу, – продолжал капитан, – у нас мало шансов добраться до Ост-Индии, но если мы забудем все наши взаимные обиды и пожертвуем личными счетами ради общего спасения, шансы увеличатся.
– Мы согласны, сэр.
– Тверды ли вы в своем намерении?
Все повторили, что готовы положиться на ветры, течения, знания и волю капитана.
– Переложите руль, мистер Фрайер. Курс ост-норд-ост.
Испытывая прилив мужественного духа и уверенности в собственные силы, исходящие от железного капитана, англичане повеселели. Баркас под парусом шел на запад.
К вечеру погода начала портиться. Море заволновалось, усиливалась качка. Баркас терял скорость в ложбинах, а на гребнях все более вздымающихся волн грозил опрокинуться. Волны хлестали через борт. Чтобы уберечь продовольствие, Блай распорядился непрерывно вычерпывать воду.
Было очевидно, что следует облегчить баркас, иначе при более крупной волне он неминуемо пойдет ко дну. Утром Блай сделал ревизию имуществу и велел выбросить за борт запасной парус, бухту каната и всю лишнюю одежду. Бедняга Нортон второй раз своей смертью спасал товарищей: он был самым рослым и тучным в команде.
Путь англичан лежал через архипелаг Фиджи. Ветер крепчал, надвигался настоящий шторм. Солнце исчезло, не дойдя до моря. Поглотив его, по небу поднималась косматая туча. Края ее вскипали алой пеной, черное дымное брюхо отсвечивало желтым. Вдруг ломаная молния распорола ее надвое, а следом провалился густой и тяжелый гром.
Над баркасом словно разверзлось небо и оттуда хлынул поток воды. На минуту стало совсем темно, а потом небо, как огненная скатерть, стало ослепительно вспыхивать. Свет и мрак сменялись с такой быстротой, а удары грома следовали один за другим, что, казалось, лодка попала в центр гигантского сражения, в котором схлестнулись владыки океана и неба.
Волны вздымались все выше. Баркас, вознесенный ими на немыслимую высоту, на секунду замирал, а потом с нарастающей огромной скоростью под углом 50-60° низвергался в бездну водяной ямы. Каждый следующий ужас такого полета англичане считали последним в своей жизни, перегруженный баркас мог перевернуться в любой миг или не дотянуть вовремя до вершины следующего вала, и тогда тонны воды обрушатся сверху.
Все без исключения непрерывно вычерпывали воду, сам Блай, подавая пример выдержки, сидел на руле. Малейшая оплошность капитана в управлении тоже привела бы к гибели.
Через несколько часов буря стихла, но дождь продолжал хлестать струями. Утром 4 мая, насквозь промокшие и окоченевшие моряки подкрепились ромом и полусгнившими плодами хлебного дерева.