Сын похож на мать.
Иногда он представлял, что мужчина, почти каждый вечер напивавшийся до бесчувствия, не его отец.
Его отец умный, храбрый и немного безрассудный.
А потом смотрел на старика и понимал, что все это чушь собачья.
Выходя из комнаты, Гейдж показал старому ублюдку средний палец. Нужно как-то нести рюкзак. Но надеть его он не мог – раны на спине болели.
Гейдж спустился с крыльца и прошел на задний двор, где, пристегнутый цепью, стоял старенький велосипед, сменивший уже не одного владельца.
Садясь в седло, Гейдж улыбнулся, превозмогая боль.
Следующие двадцать четыре часа он свободен.
Ребята договорились встретиться на западной окраине города, где лес вплотную подходил к изгибу дороги, мальчик из семьи среднего класса, ребенок хиппи и сын пьяницы.
Они родились в один день, седьмого июля. Первый крик Кэла прозвучал в больнице графства Вашингтон – мать в это время тяжело дышала, отец плакал. Фокс появился на свет в подставленные ладони смеющегося отца в спальне странного деревенского дома; из проигрывателя неслась песня Боба Дилана «Ложись, леди, ложись», а воздух в комнате был пропитан запахом лаванды от зажженных свечей. Гейдж покинул лоно испуганной матери в машине «Скорой помощи», мчавшейся по шоссе 65 штата Мэриленд.
Теперь Гейдж приехал на условленное место первым. Он соскочил на землю и откатил велосипед к деревьям, чтобы его не было видно с дороги.
Затем сел на землю и закурил первую за сегодняшний день сигарету. От курева его всегда немного подташнивало, но сам акт неповиновения компенсировал неприятные ощущения.
Гейдж сидел в тени деревьев и курил, представляя себя на горной тропе в Колорадо или во влажных джунглях Южной Америки.
Где угодно, лишь бы подальше отсюда.
Он третий раз выпустил изо рта облачко дыма и сделал первую осторожную затяжку, когда услышал шорох трущихся о землю и камни шин.
Между деревьев ехал Фокс на своей «Молнии» – велосипед так называли из-за зигзагообразных молний, которые отец Фокса нарисовал на раме.
Его отец здорово рисовал.
– Привет, Тернер.
– О’Делл. – Гейдж протянул приятелю сигарету.
Оба прекрасно знали, что Фокс берет ее только для того, чтобы не выглядеть слабаком. Он поспешно затянулся и вернул сигарету.
– Что у тебя? – Гейдж кивком головы указал на сумку, привязанную к багажнику «Молнии».
– Сухие закуски, печенье и еще пирожные. Яблочное и вишневое.
– Отлично. А у меня три банки «Бада»[4] на вечер.
Фокс удивленно вытаращил глаза.
– Врешь?
– Не вру. Старик напился и все равно не заметит. У меня есть еще кое-что. Последний номер журнала «Пентхаус».
– Правда?
– Старик прячет журналы под грудой тряпья в ванной.
– Дай посмотреть.
– Потом. С пивом.
Мальчики подняли головы, услышав, как Кэл ведет велосипед по каменистой тропинке.
– Эй, болван, – приветствовал приятеля Фокс.
– Здорово, придурки.
В грубых шутках мальчиков сквозила братская любовь. Они откатили велосипеды дальше в лес и свернули с узкой тропинки.
Надежно укрытые от чужих глаз, приятели достали припасы и произвели инвентаризацию.
– Господи, Хоукинс, что твоя мама туда напихала?
– То, что ты слопаешь, когда есть захочешь. – От тяжести корзины у Кэла уже заболели руки, и он бросил недовольный взгляд на Гейджа. – Может, переложишь часть в свой рюкзак?
– Нет, я понесу это в руках, – возразил Гейдж, но все же откинул крышку корзины и, присвистнув при виде пластиковых контейнеров, сунул несколько штук к себе. – Возьми что-нибудь, О’Делл, а иначе мы будем тащиться до пруда Эстер целый день.
– Черт. – Фокс вытащил из корзины термос и сунул в рюкзак. – Так не тяжело, Салли?
– Пошел ты. Все равно у меня корзина и рюкзак.
– А у меня продукты с рынка и рюкзак. – Фокс снял с велосипеда драгоценный груз. – Ты понесешь приемник, Тернер.
Пожав плечами, Гейдж взял радиоприемник.
– Тогда я выбираю музыку.
– Только не рэп, – в один голос заявили Кэл и Фокс, но Гейдж лишь улыбнулся в ответ и принялся крутить ручку настройки, пока не поймал что-то вроде «Ран Ди-Эм-Си»[5]. Под нее они и тронулись в путь.
Густая зеленая листва приглушала яркое солнце и летнюю жару. Сквозь верхушки высоких дубов и вязов просвечивало бледно-голубое небо. Подбадриваемые песнями «Аэросмит», мальчики направлялись к ручью.