- Спасибо, Григор, - выдавил, наконец, - если б не ты...
- Морду тебе, что ли, набить, чтобы плавать учился? - зарычал Головин. - Да ладно, хватит с тебя, и так натерпелся.
Было темно. Мы долго искали свою одежду. Потом брели босиком по прохладной пыльной дороге, болтая обо всем понемногу.
- Без тебя бы я тоже не выбрался, - грустно сказал Гришка, - знаешь, как это страшно? Как это страшно... остаться совсем одному.
У окраины города мы нашли расколотый пополам граненый стакан, помыли его в соленой морской воде и одним осколком стекла надрезали левые руки. Когда стекло покраснело, ранки соединили. Две струйки горячей мальчишеской крови смешались в одну. Каждый слизал свою порцию, и мы поклялись самой страшной клятвой быть кунаками, когда вырастем - обязательно породниться. А еще, как дополнение, всегда и во всем помогать друг другу.
Я, молча, взвалил на плечи обмякшее тело, спотыкаясь, побрел к вертолету.
- Ташакур, - прозвучало над ухом, - ташакур, шурави.
Спасибо, по-ихнему, значит. Не узнал он меня. Наверное, не узнал.
Потом Гришка икнул и подавился кровью. Ошметки гагачьего пуха торчали у него на спине. И были они подозрительно красного цвета.
Может, это не он? - мелькнула мыслишка.
- Твою мать! - орали из вертолета, - куда же ты прешь эту падаль?
Что было потом - не помню. Очнулся на пропитанном кровью резиновом коврике. Гришкина голова лежала у меня на коленях. Тот самый хмырило, что пинал его подошвой ботинка, сидел на моем месте у пулемета. В руках у него шипела портативная рация неизвестного образца.
- Да нет, все нормально, - докладывал он, - только один «двухсотый». Что? Да нет, это не наш (он глянул в мои глаза)... но в общем-то... свой.
- Ты слышишь? - жарко шептала Наташка, обнимая меня за плечи, - ему уже не поможешь. Ничем-ничем не поможешь, только добавишь страданий...
Я чувствовал всей спиной ее упругие груди. Хотел, но не мог отстраниться. А в горле не помещался колючий ком, на который наматывалась душа.
Гришка всхлипнул, раскрыл глаза и нашел взглядом меня.
- Если можно, дай ему спирту, - сказал я Наташке без всякой надежды в голосе.
- Не на-а-а, - простонал мой названный брат, стекленея глазами.
...Я остался в Геленджике, на второй поток, а Гришка уехал домой. Прощаясь, мы оба обещали писать. Как это обычно бывает, письма сначала шли щедрым потоком, потом - тоненьким ручейком, а вскоре и он иссяк. И пришел бы конец той самой мальчишеской дружбе, но судьба - не теория вероятности. Она допускает все и всегда.
Через год - полтора мы встретились вновь. Было это в начале осени, в Горячем Ключе, на местной турбазе. Как-то так получилось, что мы, независимо друг от друга, всерьез увлеклись горным туризмом и, даже, достигли кое-каких результатов. Григор работал «по взрослому». Он совершил несколько восхождений, имел за спиной покоренный «трехтысячник». А я получил КМС, хоть «всего лишь» водил группы - все минувшее лето работал инструктором-проводником на «третьем» маршруте: Красная Поляна - Гузырипльский перевал - Сочи.
Стоит ли говорить, как мы обрадовались! Естественно, поселились в одном коттедже, спали на соседних кроватях, и всюду держались рядом.
С точки зрения профи, это была не турбаза, а простой лягушатник, развлекательно-оздоровительный центр. Из разных концов страны съехались пацаны и девчата, не таскавшие рюкзака за спиной. Большинство и костер-то, как следует, разжечь не могли. Ассортимент «заведения» тоже был не богат. Танцы, экскурсии в город, проба воды из местных минеральных источников да несколько пеших прогулок по окрестным горам. И, как апофеоз, настоящий поход за речку Псекупс, к богатырским пещерам. Но все это «с тяготами и лишениями»: жратвой, приготовленной на костре, слушанием фольклора, лазанием по норам, якобы вырытым черкесской красавицей при помощи своих золотых украшений. Выдержавшим последний экзамен, торжественно вручали значок «Турист СССР».
Мы с Гришкой не напрягались. Нам ли, работающим «по мастерам», серьезно воспринимать этот ликбез? Расслабились, отдыхали на всю катушку. Такова психология старшеклассника, впервые примерившего на себя взрослую жизнь. Ну как, оторвавшись от мамы и папы, не вкусить от запретных плодов? Тем более, если никто никогда ничего не узнает? Благо, и нравы в самом лягушатнике царили самые легкие. На местном жаргоне его издавна так и звали: «тур-бляд-ход». Грубо, но точно.
От забора в сторону города тянулись сотни протоптанных троп. Вели они к винным лабазам. А оттуда, по этим же самым тропам, в сторону турбазовской танцплощадки, струился провинциальный бомонд - «главшпаны» и «шпаниэли», жаждущие нездешней экзотики. Представьте себе остроносые туфли на каблуке высотой в три пальца, носочки с лавсаном под широкими клешами, шитыми исключительно на заказ. Посредине, в районе бедер, кожаный солдатский ремень с надраенной звездочкой, а над ним -расстегнутая рубаха, завязанная узлом на пупе, или застиранная тельняшка.