- Иначе, тебя не поймут, - сказал командир, и достал из кармана банку с вьетнамским бальзамом «Звездочка». - А ну-ка мазни на язык! Шесть секунд - и никакого выхлопа. Как будто бы только что зубы почистил пастой «Лесная».
Как оно все обрыдло! Над Баграмом опять в горы, потом по косой линии вниз, в долину к Джалалабаду. Каменный выступ у входа в ущелье... и на предельной скорости, впритык к земле.
Безжизненное пространство. Глазу не за что зацепиться. Через десять минут полета кажется, что весь этот мир целиком состоит из таких вот, скал и ущелий, Лишь изредка - солнечные проплешины. Окаменевшие волны чьей-то недолгой жизни.
Вернувшись в Союз, я прежде всего, нажрался. На московской окраине забрел в одну из церквушек. Где-то рядом звонил колокол. Негромко звучали псалмы. По своему воспитанию был я почти атеистом. Не верил в какие-то высшие силы. Не мог их связать с общепринятым образом Бога - старика с нимбом и бородой, верхом на клубящемся облаке.
До этого я никогда не бывал в храмах, и ни разу не слышал церковную музыку.
- «Радуйся!» - тщательно выводили детские проникновенные голоса.
Господи, как хорошо!
Вот только чему радоваться?