Выбрать главу

скажи мне правду.

 

Иона.

- Спрашивай.

 

Князь Юрий.

- Я слышал от отца,

что дед наш Иоанн, дружа с Ордою,

десяток лет не слал татарам дань,

и сундуков сокровищ драгоценных, с камнями, золотом

в казне, таясь, хранил

несметное число,

а перед смертью спрятал.

 

Иона.

- Слух этот лукав.

 

Князь Юрий.

- Я обыскать велел Кремля подвалы,

и не нашли. А вдруг в монастыре

каком-нибудь убогом

мой дед припрятал золото?

Оно

должно служить Московскому престолу,

а не в подклети спать.

Мой старший сын теперь на троне сядет, и ему

богатство наших прадедов пристойно.

Он снова войско соберет, как в стары лета,

построит храмы и украсит двор.

 

Иона.

- Лгут пустое. Монахам ли сокровища стеречь?

Где золото - там грех. А если правда,

и золото Ивана Калиты припрятано,

так верно, нам не сыскать -

Иван Данилыч Калита хитер был.

 

Князь Юрий.

- Если

ты от меня часть правды утаил,

и мне, помазаннику, врешь, и крестишься лукаво,

а сам племянника, Василия, на трон

Московский прочишь, позабыв, что ты слуга у Бога,

а от Бога наша власть!

смотри, монах,

сгниешь за Белым Озером, во ските.

Ступай.

(Епископ уходит)

Проклятый трон - из тела жилы тянет,

и требует, чтоб были мы, как он -

надменны и жестоки.

Ненасытен

он ни в чести человечьей, ни в крови.

 

Стены Андроникова монастыря, берег реки. Епископ Иона, ушкуйник Хлопок)

Иона.

- Надежда лишь на Бога.

Лодки с грузом

вверх по Москва-реки ты проведешь,

всем встречным говоря, что путь ты держишь

до Новгорода. А когда пройдешь

излучину у Воробьевых гор, переложи поклажу на подводы,

и по горам лесистым, круг Москвы,

стремись к востоку.

Буду я молиться, чтоб в монастырь святого Сергия пришли

вы без напастей тяжких.

 

Хлопок.

- Сделаю, отец.

 

Иона.

- Ты крови христианской много пролил,

живя разбоем, но теперь Господь

дал дух тебе покаяться. Приму я,

и отпущу все прежние грехи, когда ты службу выполнишь

для церкви, как раб усердный. Послужи мечом

благому делу.

С тобой монахиня поедет, чтоб у встречных

сомненья не возникло, что везешь

ты монастырские изделия, а с ней

отроковица... послушница ее.

Лишь к Троице придете, ты сведи

их в дом отца Игнатия - священник он той веси,

он скажет, что с поклажей делать дальше.

Все исполни.

А я молиться буду, чтоб Господь

хоть на седмицу примирил бы братьев,

князей Российских, разум остудил

правителей печальной нашей жизни

от зависти постыдной, от гордыни

и славолюбия - бесовской черноты.

В какие дни живем!

Одна надежда -

что Божья Матерь упасет народ,

не попустит угасить остаток веры,

и правды той, что царь у нас - Христос!

А князь в миру - слуга его закона,

и несовместны эти два - закон и зло.

 

(выходят Марфа и Анастасия, благословляются у епископа)

 

Иона.

- Пути вам доброго. Тебе, сестра, спасибо,

за то, что тайну честно берегла,

и мне открыла нынче.

Эти стены - защита слабая, и сундуки с добром

сегодня же отправим под охраной

надежных слуг - вот их вожак, Хлопком

его зовут. Пугаться нечего - Бог смотрит не на лица,

в сердца людей - он вас обережет.

(уходит)

Марфа.

- Ты, добрый человек, откуда родом -

лицо твое, как книга - в нем печать

от буйной жизни, удали разгульной,

и грешных радостей.

 

Хлопок.

- Доверься мне, сестра.

Я прожил жизнь, скитаясь по дубравам,

да по речным волнам в резном челне,

и брал товар купеческий в награду

за крест оставленный.

И грех не тяготил.

А сердце признавало лишь свободу,

да хмель боев лихих. А ныне летом,

на Волге, утолив привычки страсть, и душ христианских погубив без счета,

я в небе над водой увидел крест -

он страшен был и светел,

и душу звал, распяться и спастись!

И той же ночью, становище бросив своих товарищей,

взяв посох и суму,

пошел искать,

кто примет покаяние и не отринет грешника.

Я дни свои хочу закончить схимой,

и для того святителю слуга.

Последний раз послужит меч мой грешный

благому делу.

Верь, сестра,

никто надежнее тебя и скарб твой тайный не охранит.

 

Марфа.

- Все в воле Божией.

(уходит)

 

Хлопок Анастасии.

- Девице трудна

дорога будет. Разве грех велик

и гонит в добровольные мучения, как в проруби омыться,

ты юна и мало видела.

Не рано ль избрала ты путь монахини?

 

Анастасия.

- Воля не моя.

О клобуке не думала, живя у батюшки родимого,