- Тише, тише, – улыбаясь, Тамара остановила Юрку, – не дай бог упадете.
За окном неумолимо темнело, и стоило Оле взглянуть на часы, около ворот дома послышался шум подъехавшей машины.
- Выключаем свет! – скомандовала она, в спешке вытирая влажные руки полотенцем.
Космос щелкнул выключателем, и квартира друзей погрузилась в темноту. Тома зажгла свечи на торте и взяла кулинарное изделие в руки.
- Как только они сюда войдут, резко включаем свет и поем. Саш, хлопушка готова?
Белый, поправив на голове колпачок, наглядно продемонстрировал женщинам хлопушку.
- Отлично, – улыбнулась Оля, осторожно глядя сквозь прозрачный тюль, как Пчёлкины шагают по дорожке к дому. – Все, приготовьтесь.
Четверка на цыпочках подкралась к арке, через которую из коридора можно было попасть в столовую, и скрылась за стенами. Щелкнул замок, и Витя, кинув связку ключей на тумбочку, очутился в коридоре, впуская жену следом за собой.
- Свет-то чего не включил? – удивилась Женя, намереваясь дотянуться до выключателя, но Пчёла перехватил ее за руку, и они медленно прошествовали из коридора в столовую.
Свет неожиданно резко включился, на наносекунду ослепив именинницу, и в следующий момент взорвалась хлопушка, осыпая Женю водопадом разноцветной мишуры.
- С днем рожденья, Женёк! – с улыбкой на лицах запели друзья, вынырнув из-за углов. – С днем рожденья, Женёк! С днем рожденья тебя-я-я!
- Поздравляю, Женька! – Оля одновременно с мужем нацепила на голову подруги колпачок, а Тома в этот момент поднесла торт.
- Ребята! – восхищенно выдохнула Пчёлкина, поочередно целуя присутствующих в щёки. – Боже, спасибо!
- Мама! – из глубины гостиной выбежали Юра и Ваня, вместе неся в руках огромный букет кроваво-красных роз. – С днем Рождения!
Женя присела на корточки, обнимая сынишек.
Вечер проходил в уютной, веселой атмосфере, бригадиры рассказывали веселые истории, которых всегда было у них в запасе – хоть отбавляй, а женщины открыто улыбались и радовали мужчин звонким смехом.
- Скоро Фил встанет на ноги, Женёк, – кивнул подруге Саша, – и мы все снова будем вместе. А это главное для нас – держаться вместе. Вообще хочу сказать вам всем огромное спасибо, и тебе, Жека, в том числе еще потому, что ты поддержала меня тогда, – напомнил он случай их последнего откровенного диалога на детской площадке, – в общем, за тебя, сестрёнка.
Нет ничего лучше, когда твои близкие находятся рядом с тобой, и никого больше не нужно.
Сентябрь 1999-го
Женя стояла около окна. На улице светало. Осень… Еще одно дежурство подходило к концу. Нельзя сказать, чтобы оно было легким. Нельзя сказать, что тяжелым. Чаще всего на вопрос о том, как прошло дежурство она отвечала: «Нормально». И всё. И добавить обычно ничего не хотелось.
Экстремал. Многие уже не помнят, как возникло это название у врачей приемного покоя больницы, скорой помощи, других экстренных служб. А Пчёлкина помнила, как они сидели в своей ординаторской, набившись на диване, на стульях за столом, пили чай и кофе, ели торт, принесенный Викторией Алексеевной, отличным врачом, помогавшим ассистировать одну из сложных операций, и беседовали о жизни. Вот тогда в ответ на предложение переходить к ним работать, поскольку клиника нуждалась в надежных работниках, а Виктория искала себе подработку, она сама, наслушавшись их рассказов и баек о работе, сказала: «Нет, ребята, я к вам не пойду, – я не экстремалка!».
Вот так, наконец-то, и появилось на свет то емкое и короткое слово, – экстремалы, – которое они долгое время искали, которое вобрало в себя много из того, что хирурги чувствовали в себе, в их отношении к этому делу, что не понимали те другие, кто не заразился этим состоянием, этим пьянящим и трудным настроением боя и победы в любое время.
Впрочем, это стало уже привычно и в порядке вещей. В порядке вещей ругань, споры, выговоры. В порядке вещей стало терять своих пациентов на различных этапах диагностики и оказания помощи. Трудно представить себе многие чувства врачей в этих ситуациях. Чувство горечи смешивалось с чувством бессилия, чувство неудовлетворенности – с желанием бросить к чёрту всю эту службу, работу, найти себе занятие более спокойное, менее нервное, менее изматывающее, но Женя понимала – она шла к этому очень долго.
Вот и сегодня в три часа ночи на приемном покое клиники царило временное затишье в поступлении больных. Женя, Дунаев и еще двое врачей сидели на крыльце с сигаретами и смаковали эти минуты временного покоя, – как затишье перед бурей, как молчание перед атакой. Андрей травил анекдоты, потом все вместе вспоминали о прошлых дежурствах, об интересных случаях, о проблемных больных, о собственных проблемах. Звук подъехавшей машины воспринялся в те минуты, как оскорбление тишины на горном перевале, как выстрел в лесу. Но рано или поздно это должно было произойти.
В двери вошла бригада «Скорой помощи». На носилках – десятилетний мальчик, за врачами – взволнованная, заплаканная мать.
- Цыгане, – тихо фыркнула Катя, идя плечом к плечу с Пчёлкиной, – всегда тревожно при виде них…
- Сейчас не это главное, – таким же тоном отозвалась Женя.
Три часа в операционной. И вот Пчёлкина вышла в коридор, на ходу стягивая с лица влажную маску. Мать мальчика – женщина южной внешности со смольными волосами и носом с горбинкой – подскочила с железного кресла и кинулась к ней. В глубоких, черных больших глазах стояли слёзы.
- Доктор, ну… что?..
- Всё в порядке, – Женя коснулась рукой ее дрожащего предплечья, – ваш сын потерял много крови, состояние пока тяжелое. Предстоит долгая реабилитация, но жить он будет…
- Спасибо! – цыганка крепко сжала своими ладонями холодные руки девушки. – Что я могу для вас сделать?..
- Что вы, – Пчёлкина закачала головой, едва преодолевая ужасную слабость и усталость. То, что мальчик едва не умер на операционном столе, едва ли не выбило из колеи, – это моя работа. Мальчика скоро переведут, тогда вы сможете к нему зайти. Только недолго.
- Подождите, – женщина развернула к себе ее ладонь, и лицо ее стало еще прискорбнее, чем было до этого. Женя напряглась всем телом, пока цыганка снова не посмотрела на неё и еле слышно выдала: – хотела увидеть что-то хорошее…
- О чём вы? – нахмурилась Пчёлкина, медленно высвободив руку из ее хватки.
- Четыре жизни спасёшь, две потеряешь… Берегись, девочка. Ошиблась ты в совете своём…
Женя почувствовала, как липкая дрожь пробила ее от самого основания позвоночника. Она отстранилась от женщины и поспешила дальше по коридору. Из операционной выскочил Дунаев и, заметив, как подруга спешно исчезает в конце приемного покоя, услышал только сдавленный оклик цыганки: «Прости!». Андрей смерил ее недоверчивым взглядом и побежал следом за Пчёлкиной.
Догнал он ее уже на крыльце, на заднем дворе клиники, где несколько часов назад они ловили редкие минуты отдыха. Женя, сжимая на груди отвороты плаща, нервно курила. Дунаев обхватил ее дрожащие плечи и склонил голову, чтобы видеть ее лицо.
- Эй, кареглазая? Что она тебе наговорила?
- Ничего… – тихо отозвалась девушка.
- Слушай, всё, что они болтают, дели надвое, а то и натрое… Ересь несут, цыгане – они есть цыгане.
- Жутко стало что-то… – Женя вдруг усмехнулась, передернув плечами. – Сказала, что четыре жизни спасу, а две потеряю…
- Может, про пациентов говорила, – вынес предположение Андрей, – у нас, как ни крути, смертность не такая уж высокая, но всякое случается. Расслабься, слышишь? Забудь. Когда не думаешь, ничего не сбывается.
- Ладно, – она постучала кулачком по его груди, – светает уже… Пошли собираться.
====== 34. День выборов ======
Женя шла по коридору, который будто не имел ни начала, ни конца. Длинный, светлый, угнетающий своей бесконечностью и однотонностью. Наконец, впереди что-то ярко блеснуло, и она на мгновение зажмурилась.
Правая рука произвольно потянулась вперед, и Пчёлкина кожей почувствовала холод стекла. Проведя пальцами взад-вперед, будто смахивая несуществующую пыль, она всмотрелась в свое отражение. Белое, кружевное платье, длинные распущенные волосы, только блондинистого оттенка. Глаза… почему-то именно они приковали ее внимание. Невероятно яркие, льдисто-синие. На миг девушке даже показалось, что она сталкивалась с таким странным, завораживающим взглядом. Следя за своей мимикой, Женя заметила, как на сухих губах в отражении расплывались усталая, бледная улыбка.