- Братик… – Женя медленно провела пальцами по мускулам Валеры, будто надеясь, что он вот-вот откроет глаза, улыбнется и скажет, что все хорошо. – Валерка, просыпайся… Ты очень мне нужен… Давай же, слышишь?..
В палату вошел Дунаев. Весь его вид выражал сочувствие к подруге, но в его глазах застыла ничем не прикрытая злость. Произошедшее за сегодня вызвало в нем бурю эмоций, но он тактично промолчал.
- Мне нужно его осмотреть. Выйди ненадолго.
- Я сама могу это сделать.
- Ты знаешь, что родственникам нельзя.
- В виде исключения, Дунаев.
- Сегодня и так всё в виде исключения, кареглазая. Прошу, выйди пока.
Женя крепко сжала руку Фила, поцеловала его в бледную щеку и покинула палату. Несколько минут тянулись изнурительно долго, Пчёлкина мерила шагами закуток около операционной, и стук ее каблуков гулко разносился по длинному коридору. Оля Белова, придерживая за плечи заплаканную Тому, приблизилась к Жене.
- Как ты, Женька? – тонкая ладонь Ольги погладила мелко вибрирующую от нервов спину девушки.
Та не могла выдавить ни слова, поэтому просто кивнула, дав понять, что держится.
- Спасибо, что спасла его…
- За такое не благодарят…
Наконец, Дунаев вышел в коридор и замер, увидев сразу трёх женщин. Он опустил голову, собираясь с силами сказать то, что с этого дня начнет медленно убивать каждую из них. Наконец, когда Женя сжала его предплечье и глянула испытывающим взглядом, Андрей прошептал:
- Он впал в кому.
====== 32. Этот год будет обязательно счастливым ======
Комментарий к 32. Этот год будет обязательно счастливым Дорогие читатели! Очень буду рада вашему комментарию!
Музыкальную дорожку к данной главе Вы можете услышать в телеграм-канале:
https://t.me/bratyapolubony
В храме было тихо и умиротворенно. В нишах горели светильники, восполняя недостаток проникающего сквозь узкие окна света, пахло ладаном и скошенной травой. Мимо прошаркала, шурша платьем, старушка, пришедшая тихо помолиться. Женя видела её почти всегда, когда приходила сюда. Других посетителей в храме не было, только служительницы тихонько прибирались около алтаря.
Догорали зажжённые свечи. Что-то таинственное и необъяснимое наполняло пространство. Только здесь Пчёлкина могла дышать спокойно. Удивляло, что в мире есть много мест более тихих и спокойных, но здесь царил другой мир – духовный и душевный. Это было очевидно, ведь даже самые простые и далекие от религии люди это замечали.
- Господи, пожалуйста… – Женя, сидя на позолоченной скамье возле расписанной стены, взирала на лики святых, – дай шанс, умоляю… Пусть он очнётся. Дай ему сил. Он должен выкарабкаться… Мой брат должен жить…
Сегодня утром состоялся один из самых тяжёлых разговоров с Дунаевым. Год мучений, слëз, ожиданий, надежд, молитв… Год Фил был прикован к больничной койке. Перед глазами вновь стоял бокс, где лежал опутанный трубками и проводами Валерка. Его лицо почти целиком скрывала маска аппарата искусственного дыхания, а незакрытые участки кожи покрылись мертвецкой белизной.
Ольга Николаевна совсем осунулась, Жене казалось, что мать резко постарела за минувший год. Они поочерёдно с Томой дежурили около Валеры, не теряя надежды на чудо. Но чуда не происходило.
- Жень, послушай меня очень внимательно, – Андрей смял пустую пачку «Мальборо» и отошёл к распахнутому окну, нервно затянувшись сигаретой. Смотреть в ее глаза было трудно, и мужчина отвернулся. – Никаких положительных сдвигов у Валеры нет, и у нас больше нет никаких оснований рассчитывать на улучшение ситуации в будущем. По факту… По факту он мёртв. Я уже разговаривал с Ольгой Николаевной и с Томой… Они фактически…
- Нет! – Пчёлкина вскочила и злостно уставилась на спину друга. Будто он был виноват. Будто хотел зла. Хотел отнять у неё близкого. – Он будет продолжать лежать, ты понял меня?! Если я узнаю, что ты сделал это даже с их согласия, – Дунаев молча повернулся и встретился с её мрачным взглядом, – прокляну.
Девушка в ярости отшвырнула стул, на котором сидела, и со всей дури хлобыстнула дверью его кабинета.
Даже очутившись дома, она не могла успокоиться. Гнев клокотал в груди, заставляя трястись всё тело. Женя прекрасно понимала умом, что Дунаев здесь ни при чем. Все знали и осознавали, что Валерка Филатов, несокрушимый боец, рассудительный, справедливый брат, сын и муж, теперь растение. Но сердце обозлилось на каждого, кто словом или мыслью внушал Жене, что его уже не спасти.
Пчёлкина сняла чайник с плиты, залила кипятком заварочный пакетик, швырнула ложку в чашку с чаем и упала на стул, хватаясь за голову. Сбоку послышались маленькие шажочки, а потом тёплая ладошка осторожно легла на её колено.
- Мама, посяму ты плачешь?
Пчёлкина повернулась к сыну и посадила его к себе на колени, убирая непослушные прядки курчавых волос с его лба. Маленькие пальчики потянулись к материнскому лицу и смахнули горячие дорожки слëз.
- Мам, а посяму дядя Валела к нам не плиезяет? – здесь пришлось задержать дыхание, чтобы вновь не расплакаться. – Он сто, заболел?
- Заболел, Юрочка, – кивнула Женя, прижимая к себе мальчика. – Скоро он поправится и обязательно приедет к нам в гости.
- Ула!
Витя показался на кухне и молча смотрел на жену. На ней не было лица, а чёрные круги под опухшими от слез глазами пугали его.
- Юрка, пойдём-ка спать, – Пчёлкин склонился над сыном и подхватил его на руки. – Пусть мама немножко отдохнёт, а я тебе пока прочту сказку.
- О лыцалях?
- О рыцарях, – кивнул Пчëла и унёс ребёнка в детскую.
Женя медленно потягивала крутой кипяток и гипнотизировала взглядом вазочку с фруктами и печеньем. В голове было пусто, ни одной здравой мысли, ничего, что могло бы найти выход из сложившегося положения. Очнулась девушка только тогда, когда руки мужа защитным жестом накрыли её плечи и развернули корпус к себе.
- Ну что с тобой, малыш? – Витя мягко провёл ладонью по её лицу, убирая за ухо выбившуюся прядь волос.
- Я говорила сегодня с Дунаевым…
- И что он?
- Предлагает эвтаназию…
- Слышал. Белому он тоже звонил.
- Решили со всех сторон меня окружить? – горько усмехнулась Женя. – Тоже мне, тяжёлая артиллерия…
- Зря ты так. Саня тоже против. Мы с ним это уже обсудили. Я подтяну спецов, так что не всё потеряно, слышишь?
Женя только кивала, глотая обжигающую жидкость. Пчёлкин продолжал держать её за плечи, изучая взглядом каждый миллиметр её лица. Некогда золотистые глаза потухли, насытились темнотой, искры поглотил кофейный мрак. Лоб избороздила тонкая сеточка морщинок, говорившая о нескончаемых переживаниях жены. И сколько в ней оставалось силы, несмотря на все удары судьбы. Его маленький боец Женька.
- Я тебя так люблю, – его руки заботливо обхватили её бледное лицо. Женя взглянула на Пчёлкина, и взгляд этот был так же тяжёл, как и груз боли, камнем лежащий на сердце. А Витя будто бы любовался её несовершенством.
- Любишь. Конечно любишь.
- Да нет, я серьезно, – его губы тронула улыбка. – Хочешь, в любви объяснюсь?
- Хочу.
- Хочешь в стихах?
- Хочу.
- Хочешь на колени встану?
- Очень даже хочу.
Пчёла усмехнулся, всей душой желая вызвать хотя бы толику улыбки на губах Жени.
- С плащом. Сейчас. – Он быстро метнулся в коридор, схватил свой излюбленный зелёный плащ, вернулся в кухню, без тени сомнения приземлился на колени около её ног и стал декламировать: – Я вас люблю, чего же боле! Чего еще могу сказать?
Девушка хмыкнула.
- Это женские стихи.
- Да, женские. Татьяна пишет Онегину. Ну ладно, я тогда без стихов. Я тогда своими словами, – его сильные руки обвили женскую талию, и Витя уткнулся носом в её грудь, вдыхая тонкий аромат цветочных духов. – Женька, я очень тебя люблю, просто жить без тебя не могу.
- Да.
- Не знаю, как я утром просыпался без тебя. Ты моя самая нежная. Самая, самая, самая моя единственная, моя Женька.
- Почему ты мне раньше про это не говорил?
Пчёлкин пожал плечами, откровенно признавшись: