Первым желанием дракона было схватить посох и немедленно сжечь хозяина. Его пальцы задёргались, заклинание вспухло на языке, но Иммолатус смог противостоять первому порыву – убийство человека оставило бы жирный чёрный след у его шатра, вызвав ненужное внимание и расспросы. Но больше всего ему хотелось выяснить о посохе побольше, а жирное пятно плохо отвечает на вопросы.
Он понял, что необходимо будет проявить эту… Как её всегда называла Ут-Матар? Дипломатию! Он должен применить дипломатию в отношении этого человечишки. Это будет трудно, потому что на самом деле Иммолатусу хотелось распороть слизняка вдоль и вскрыть ему черепушку остро заточенным когтем.
– Тебе лучше войти, – пробормотал Иммолатус, полагая, что это необычайно радушное приглашение.
Рейстлин остался стоять, где стоял, не пошевелившись. Он начал привыкать к своему извращённому зрению, смотря на мир сквозь зрачки в форме песочных часов, заставляющих все умирать под властью времени. Глядя на этого мага, а ему не исполнилось и сорока, Рейстлин должен был видеть Красную Мантию морщинистым и старым, а вместо этого он видел словно размазанный портрет, где два лица никак не могли соединиться в одно. Неведомый художник позволил своим краскам лечь как попало, сливаясь и размазываясь одновременно.
Одним лицом было обычное лицо мага, другое лицо пряталось за ним, но Рейстлин улавливал что-то ярко-красное, нестерпимо алое. Во втором лице было что-то от рептилии, так же как и в первом, хорошо видном. Юноше показалось, что если бы он сосредоточился, то смог бы ясно различить и второе лицо. Но каждый раз, когда он пытался так сделать, второе лицо плыло и пряталось в чертах первого. Но глаза у этих лиц были одинаковые, ярко-огненные, бушующие, смертельно опасные. Впрочем, все маги очень опасные люди…
Немного поразмышляв, Рейстлин вошёл внутрь по той же самой причине, по которой был приглашён, – им двигало любопытство.
Высокий и худой, Красная Мантия прошагал, шелестя дорогими одеждами, к маленькому стулу в конце низкого стола и сел, резким жестом показав Рейстлину на второй стул. Его движения, были и изящны и неуклюжи одновременно, под стать двойному портрету. Лёгкие движения – порхание пальцев или небольшой наклон головы – были исполнены непередаваемой грации. Другие, например усаживание за стол, были затруднены и нарочиты, словно непривычны ему и должны тщательно контролироваться.
– Показывай, что принёс, – проговорил Иммолатус. Решивший разобраться в этой тайне до конца, Рейстлин не ответил, молча глядя на Красную Мантию и сжимая в руках свитки и корзину.
– Чего, во имя Бездны, ты снова уставился на меня своими уродливыми глазами? – раздражённо спросил Иммолатус. – Ты пришёл торговать, так давай показывай! – Он нетерпеливо провёл по поверхности стола длинным ногтем указательного пальца.
Его интересовал только один предмет в шатре, и это был посох Магиуса. Но сначала надо было узнать о человеке побольше, особенно о том, представляет ли он, чем владеет. Конечно, Иммолатусу уже встречались люди, владевшие посохом, – его память была так же остра, как и зубы. «Посмотрим на новенького…» – решил дракон.
Рейстлин опустил взгляд, решив воздержаться от комментариев относительно двойной внешности сидящего перед ним мага. Он старше и опытней, к чему лишние вопросы. Рейстлин чувствовал, что стоит посреди вихря магической энергии, сила бурлила и потрескивала вокруг, и вся она исходила от сидящего перед ним мужчины. Даже в присутствии главы Конклава ему не доводилось выдерживать подобный магический шторм. Рейстлин лишний раз осознал своё ничтожество и решил расшибиться в лепёшку, но стать учеником этого человека.
Чтобы поудобнее разложить принесённые товары, Рейстлин прислонил посох к походному столу. Рука Иммолатуса резко рванулась к нему, стремясь схватить. Рейстлин увидел движение и, уронив корзину, дёрнул его обратно, прижав к себе.
– Прекрасная палка для ходьбы. – Иммолатус обнажил острые зубы в любезной улыбке, как ему представлялось. – Где ты достал её?
Рейстлин не имел никакого желания обсуждать посох и снова притворился, что недослышал. Удерживая посох одной рукой, он разворачивал свитки и артефакты, доставал фляги, словно коробейник на ярмарке.
– У нас есть несколько очень интересных предметов, мастер. Вот свиток, захваченный у Чёрных Мантий, его прежний хозяин имел очень высокий ранг, а вот…
Иммолатус внезапно протянул руку, схватил все свитки, микстуры, фляги и смахнул их со стола.
– Меня интересует только один предмет, который я хочу приобрести! – заорал он, пристально глядя на посох.
Тубусы свитков раскатились по полу, артефакты рассыпались по всем углам. Кувшин шмякнулся об пол и разбился, забрызгав бульоном мантию Рейстлина.
– Это один из тех магических предметов, который не продаётся, мастер. – Юноша вцепился в древко так сильно, что суставы побелели, а мускулы руки свело судорогой. – Но среди остальных из них есть немало сильных…
– Аргх! – вскипел Иммолатус. По его телу прошла странная судорога, словно на миг оно лишилось костей. – В моём мизинце больше силы, чем во всех твоих, артефактах, вместе взятых! И ты ещё имеешь наглость пытаться продать их! Кроме посоха, конечно… Возможно, я очень им заинтересован… Как он попал к тебе в руки?
На кончике языка Рейстлина так и скакала правда. Ему хотелось гордо сказать, что посох подарен самим великим Пар-Салианом, но врождённая подозрительность юноши заставила зубы сжать непокорный язык. Кроме того, описав посох как подарок главы Конклава, он вызвал бы ещё большее желание у этого странного мага, повысив ценность артефакта. Но Рейстлин не желал больше иметь дела с Красной Мантией, а хотел как можно скорее убраться отсюда.
– Этот посох уже несколько поколений принадлежит моей семье, – сказал он, оглядываясь на выход из шатра. – Потому, уважаемый мастер, я вынужден хранить честь семьи и соблюдать наши традиции. Я вижу, наша сделка не состоится, и желаю тебе всего хорошего…
Случайно Рейстлин произнёс слова, спасшие ему жизнь. Иммолатус немедленно пришёл к заключению, что Рейстлин – потомок великого Магиуса.