– Как только сгустятся сумерки, выступаем, – продолжала Немисс. – В город мы должны попасть не позже рассвета. Наши союзники, как предполагается, устроят небольшую шумиху, чтобы отвлечь часовых на стенах.
Кто-то из толпы солдат издал грубый звук. Немисс кивнула:
– Я знаю, что вы думаете. Я думаю то же самое, но мы ничего не можем поделать. Есть вопросы?
Кто-то спросил, что случится, если солдат отстанет от основной группы.
– Прекрасный вопрос, – кивнула Немисс. – Если кто-то отстанет или заблудится, возвращается в лагерь самостоятельно. Не пытайтесь проникнуть в город поодиночке, можете сорвать весь план операции. Вопросов больше нет? Разойдись! Сбор на закате солнца.
Солдаты вернулись к палаткам упаковывать снаряжение. Рядом по-прежнему горели костры – нельзя дать противнику заметить, что часть отряда куда-то делась. С собой они брали короткие мечи, крючья и ножи. Никаких щитов, кольчуг и длинных копий, только кожаная броня. Двое отрядных стрелков несли эльфийские луки и колчаны стрел плюс длинные мотки верёвок и маленький свёрток с едой. Воду с собой не брали – её в горах было предостаточно.
Эта перспектива расстроила Карамона, но он успокаивал себя, что военный быт всегда полон тягот. В предвкушении нового боя ему стало легче, он смог выкинуть из головы ужасы штурма восточной стены. Силач никогда не жил прошлым, всегда твёрдо глядя в будущее. Раз так надо, значит, надо, и нечего волноваться о том, что могло бы быть.
Рейстлин, наоборот, необычайно мучился и переживал, в красках представляя каждую ошибку или промах, воображал, как он путает слова заклятий или его ловят и пытают враги. Когда штурмовики были готовы выступать, его била уже нешуточная лихорадка, он даже боялся, что не сможет передвигать ноги. Юный маг уже умалял болезнь обрушиться на него, чтобы он с чистой совестью мог доложить Хоркину о своей неготовности, когда услышал странное имя, которое кричали по лагерю:
– Магиус! Послание для Магиуса!
Это имя было бы уместно в лагере Хумы сотни лет назад, но не сейчас. И тут Рейстлин вспомнил, как сам сказал Красной Мантии, что он – потомок Магиуса. Откинув полог, юноша выбрался наружу, крикнув:
– Чего ты хочешь от Магиуса?
– Ты его знаешь? – спросил запыхавшийся солдат. – У меня для него сообщение.
– Да, знаю, – произнёс Рейстлин. – Давай сюда, я передам.
По поверхности пергамента змеились знаки, очень похожие на магические, поэтому солдат не колебался ни секунды – чем быстрее избавишься от такой дряни, тем лучше.
– А от кого послание? – спросил Рейстлин, принимая пергамент.
– От мага из соседнего лагеря, – быстро проговорил солдат и унёсся прочь, не стремясь узнать содержание письма.
Зайдя в палатку, Рейстлин тщательно завязал вход и присел на кровать, осторожно разглядывая пергамент со всех сторон, – он опасался ловушки. Свиток окружала магическая аура, что было естественно. Заклятие не казалось сильным, но мудрее было бы не рисковать.
Рейстлин кинул послание на землю, подальше от себя, затем вытащил нож, встал на колени и приложил его лезвие к печати. Медленно и осторожно он по кусочку срезал сургуч, раскрывая письмо. В запертой палатке под палящим солнцем моментально стало душно, пот заливал магу шею и грудь. Рейстлин продолжал мрачно трудиться, когда нож, выскользнув из влажной руки, резко ударил по печати, в один миг сорвав её. Юный маг быстро откинулся назад, едва не повалив палатку.
Ничего не случилось. Рейстлин ощущал лишь, как лихорадочно колотится его сердце. Наконец он вытер пот со лба, протянул руку к мирно лежащему пергаменту и поднял его.
Сообщение было совсем коротким, несколько строчек, почерк – незнакомым, и Рейстлин никак не мог понять, содержат слова заклинание или нет. Наконец он решился, унял тяжёлое дыхание и прочёл:
«Магиусу-младшему. Наша беседа доставила мне истинное удовольствие, жаль, что ты так быстро ушёл. Я очень сожалею, если какое-то из моих слов обидело тебя, и готов принести извинения, а также вернуть все вещи, забытые тобой в моём шатре. Как только город падёт, надеюсь, мы ещё увидимся и продолжим разговор.
Иммолатус».
– И это всё, что он думает обо мне, – горько прошептал Рейстлин. – Зовёт меня в западню, которую может разглядеть даже тупой, глухой и одноглазый овражный гном… Нет, мой двуликий друг, как бы ты ни был заинтересован, я не имею ни малейшего желания продолжать такое знакомство. Юноша скомкал пергамент в руке и, выйдя из палатки, швырнул его в ближайший костёр. Его считают глупцом из глупцов! Все мысли отказаться от задания улетучились в один миг. Даже если бы его не взяли, Рейстлин бы сам вызвался добровольцем.
– Выступаем! – прокатилось по лагерю штурмовиков, – Выступаем!
Маг встряхнулся и, подхватив посох, поспешил занять своё место рядом с Карамоном.
Небо совсем затянуло, моросил затяжной дождь. Солдаты мрачно кляли погоду, отсыревшие дрова и разбухший хлеб, зато мастер Сенедж и сержант Немисс были в прекрасном настроении, радуясь отсутствию лунного света и звёзд. Штурмовой отряд совершил трёхчасовой бросок, достигнув утёсов, тянущихся позади Безнадёжности. По прямой из лагеря досюда было не больше часа, но Сенедж решил не рисковать. Отряд больше часа удалялся в сторону от города и только потом, сменив направление, начал приближаться к Безнадёжности. Нужно быть абсолютно уверенными, что их никто не сможет заметить со стен.
Вперёд выслали самых опытных следопытов, они должны были найти подходящее место для подъёма. Штурмовики завершили бросок, но доклады разведчиков были неутешительными: нужного места не отыскалось. Главной проблемой стала быстрая река, протекавшая по каньону недалеко от скал. Она вспухла от дождей и вышла из берегов, запрудив ближайшие фермы и мельницы. Огромные колеса разграбленных мельниц продолжали со скрипом вращаться, навевая тоску и уныние.
Солнце село и наступила ночь, когда одному из следопытов удалось найти подходящий брод. Поток воды в том месте разбивался небольшим островком, и над ним удалось натянуть канатную переправу. Подняв оружие над головой, штурмовики начали форсирование реки. Несмотря на тёплую погоду, вода, берущая своё начало в горных вершинах, была холодна как лёд. Карамон, опасаясь за здоровье брата, предложил перенести того на руках, но Рейстлин так глянул на него, что, будь близнец молоком, прокис бы в тот же миг.