«Для психологического давления реквизит», – отметил Панчук. Что такое «экстренный допрос пленного», он хорошо знал, этому искусству его учили в диверсионных частях морской пехоты, разведке ВДВ и Иностранном легионе. Эти знания даже приходилось применять на практике сперва в Афганистане, потом в Африке, Латинской Америке и на Ближнем Востоке. Специалистом в этой области он был неплохим, из тех, кому доводилось «беседовать» с Шатуном, ни один не молчал, все добросовестно «пели», как голосистые соловьи или болтливые какаду, в зависимости от климатических условий проведения боевой операции…
Наконец зрение полностью восстановилось, и Владимир увидел замерших у противоположной стены Милевского и Качмалу, которых с двух сторон также поддерживали слуги Ибрагима Сатари. Достаточно было беглого взгляда, чтобы понять – товарищи Панчука уже подверглись физической обработке. Лицо Виталика чудовищно распухло от побоев, а из разбитого носа Олега стекала кровавая юшка, пачкая алым цветом одежду.
Несколько минут Шатуну было отведено на детальный осмотр товарищей, потом в комнату вошел сам однорукий хозяин усадьбы в сопровождении двоих полуголых арабов. Их смуглые тела при ярком свете лоснились от пота, устрашающе вздыбливались бугры мышц, хотя лица арабов оставались бесстрастными, как у каменных изваяний.
Однорукий араб счастливо оскалился и заговорил с пленником на ломаном английском, на том языке, на котором они вели беседу при первой встрече.
– Мы пообщались с хозяевами «Спагетти-вестерн» и показали ваши паспорта. О вас никто не знает и даже никогда не слышал. – Бородач кивнул на избитых подельников Шатуна и с кривой усмешкой добавил: – Твои друзья после некоторого запирательства все-таки сознались, теперь твоя очередь. Ну, я жду, – однорукий толкователь Корана и по совместительству террорист уставился на пленника своими большими темно-коричневыми глазами.
Лицо Панчука осталось бесстрастным, но он ликовал: «Как же, сознались! Если бы сознались, их рты не были бы заклеены и не текли бы кровавые сопли по пластырю».
– Ну, я долго буду ждать? – нетерпеливо воскликнул однорукий Ибрагим и резким рывком сорвал полоску скотча с губ пленника. Резкая боль обожгла нижнюю часть лица, но Владимир даже глазом не моргнул, только тихо произнес на английском:
– Все, что мы вам раньше рассказали, есть чистая правда.
Лицо Муллы сморщилось, как будто его накормили лягушачьей икрой. Он взмахнул здоровой рукой, и в следующую секунду один из сопровождающих его арабов-культуристов ударил пленника в живот, а вслед за ним другой взмахнул ногой, целясь в голову.
Шатун ожидал подобного продолжения «беседы» и за мгновение до удара кулака успел напрячь пресс, затем вильнул головой в сторону, пропуская ступню второго араба по касательной вдоль своей скулы. У обоих инквизиторов сложилось впечатление, что они приложились от всей души – так безжизненно выглядело безвольно повисшее на руках конвоиров тело пленного гиганта.
Через минуту Шатуна окатили холодной водой, он вздрогнул и замотал головой, изображая возвращение сознания.
– Говори правду, если не хочешь, чтоб вас забили насмерть, как жертвенных баранов, – взвизгнул Ибрагим, воинственно потрясая культей. Его суровый взгляд был обращен к пленнику и казался безжалостным. Но это была ложь, в родных краях бездомных, безродных «гостей» он легко мог скормить сторожевым псам, но Испания не Пакистан или мятежный индийский штат Кашмир, здесь вполне может оказаться поблизости группа полицейских, да еще под прикрытием отряда полиции «антитерра», которые, прежде чем задавать вопросы, стреляют без раздумий. Даже с одной рукой Ибрагим умирать не хотел. Ухватив за волосы безвольную голову Шатуна, он закричал: – Говори, кто тебя послал? Тебя внедряет в нашу организацию Интерпол? Что им нужно?
Неожиданно до Панчука дошло: они не прокололись, не спалились. Сепаратисты их не вычислили, они проверяли новобранцев самым простейшим образом на «вшивость». Первый экзамен волонтеры выдержали, пора было переходить ко второму.
Владимир Панчук позволил двум здоровым потным арабам немного себя помолотить, время от времени изображая потерю сознания. Инквизиторы тут же приводили пленника в чувство и продолжали усердно выполнять порученную работу.
После пятого или шестого «приведения в чувство» Панчук наконец сдался.
– Все, хватит, – почти фальцетом выкрикнул он по-французски. – Скажу правду, мы – французские легионеры. После увольнения со службы хотели срубить немного денег, вот и решили ограбить инкассаторский броневик.