- И как часто происходит такой обмен? - саркастически осведомился Хичкок.
Рийз беспомощно пожал плечами.
- Эти периоды крайне неравномерны, - объяснил он. - Планета может оставаться с одной звездой сто тысяч лет или всего двести-триста. При каждом обмене она начинает обращаться по другой орбите, то есть другой по сравнению со всеми прежними. Следующий обмен должен произойти через три с половиной тысячи лет.
Хичкок презрительно фыркнул.
- Весьма любопытно, если только это соответствует действительности, сказал он. - Но какое отношение все сказанное имеет к вашему возмутительному обращению к туземцам?
- Самое прямое, - ответил Рийз. - Видите ли, всякий раз, когда планета меняет орбиту, ее климат претерпевает колоссальные изменения. Геологические данные доказывают это неопровержимо. Хотя между Альфой и Бетой существует, пожалуй, большее сходство, чем обычно наблюдается у двойных звезд, тем не менее излучение их и количественно и качественно неодинаково. К тому же на каждой новой орбите планета оказывается то ближе к своему альтернативному солнцу, то дальше от него.
- Полагаю, это имеет какое-то отношение к делу? - с раздражением перебил Хичкок.
Рийз кивнул.
- Мы почти уверены, что живые существа, обитающие на планете, способны переносить очень резкие колебания климата - иначе они давно бы вымерли. Не исключено даже, что при некоторых изменениях жизнь на планете погибала... и это могло случаться сотни раз, прежде чем начался цикл, который мы наблюдаем сейчас. Думаю, что точно мы этого никогда не узнаем.
Хичкок смерил его взглядом, исполненным высокомерного недоумения.
- Ничего более нелепого я в жизни не слышал! - воскликнул он. По-вашему, искру жизни можно то зажигать, то гасить, точно электрическую лампу!
Рийзу случалось слышать о людях, исповедующих подобные убеждения, но разговаривать с таким человеком ему до сих пор еще не доводилось. У него было такое ощущение, словно он ведет диспут со средневековым схоластом.
- Я только хотел подчеркнуть, насколько... насколько закаленными должны быть живые существа, обитающие на этой планете, - дипломатично начал он. - Насколько... насколько гибко вынуждены они приспосабливаться к различным условиям. Эволюция здесь, по всей вероятности, протекает в сотни раз быстрее обычного. Вы понимаете, какие это открывает возможности для наглядного изучения процесса эволюции. И...
- Вы еще не объяснили мне, - напомнил ему Хичкок, - почему вы игнорируете нужды здешних туземцев... Почему вы подвергаете их вивисекции и...
"Вот он и вернулся к тому, с чего начал, - уныло подумал Рийз. Какой-то заколдованный круг".
- Мне казалось, что все это ясно и без объяснений, - все так же терпеливо начал он. - Шаркуны - пока еще животные, а не разумные существа. Но повторяю - пока. Они обладают большим интеллектуальным потенциалом и со временем могут стать разумными существами. Особенности планеты делают это почти неизбежным - другими словами, когда среда обитания резко и непредсказуемо меняется, рано или поздно должен развиться разум, так как разум - это единственное свойство, которое обеспечивает живому существу способность нормально существовать в самых разных условиях. Видите ли, мы не просто изучаем здесь процесс эволюции, но и... но и наблюдаем развитие разума. Рано или поздно где-то на этой планете шаркуны почти наверное обретут... обретут интеллект. Я хочу сказать - интеллект, соразмеримый с человеческим. И мы хотим присутствовать при этом. Мы хотим увидеть, как это произойдет. Нам еще ни разу не представлялась возможность наблюдать, как животное становится человеком.
Хичкок насупился.
- Вы говорите так, словно люди - это животные, - сказал он с упреком в голосе. - Так, словно животное может обладать разумом.
- Но ведь люди - это просто особый биологический вид в ряду остальных животных, - перебил Рийз.
- Я не желаю этого слушать, - рявкнул Хичкок и поправил ремень камеры. - Что же касается интеллекта, то у меня ведь нет никаких гарантий, будто они его пока еще лишены - никаких, кроме вашего слова. А мне нужны доказательства, мистер Рийз. Мне нужны весомые доказательства.
Бен Рийз сдался. Как можно доказать что-либо тому, кто отказывается верить самым очевидным истинам?
Интерлюдия.
День был хорош для охоты. Ветер не дул и снежная пыль не засыпала следы визгуна, не заравнивала их. Туман не закрывал дали, и свет с неба падал на белую землю. Кве-орелли сдвигал веки, чтобы не слепнуть от белого блеска. След был свежий. Значит, зверь где-то недалеко. Кве-орелли бежал вдоль следа, но не приближался к нему - он боялся, что снег вдруг раскроется под ним, точно пасть, и съест его.
Один раз он видел, как случилось такое. Он и другие люди нашли след пушистохвостого бегуна, и один из людей пошел прямо по следу. Под ним открылась яма, и он пропал. Кве-орелли и другие люди сразу убежали. С тех пор Кве-орелли ни к одному следу не подходил ближе чем на три длины тела даже к своему собственному.
Следы визгуна вели за гребень. Кве-орелли свернул в сторону, чтобы подняться на гребень подальше от того места, где через него перешел визгун. Подниматься по склону только на задних лапах было трудно. Он согнулся и пошел дальше, опираясь на одну из передних лап. В другой веслообразной лапе он сжимал свой камень.
Камень был его сокровищем, единственным предметом, который он ощущал своим. Камень понадобится ему, когда он догонит визгуна и нужно будет его убить. Камни такой формы и размеров, чтобы ими удобно было убивать, попадались очень редко, но ведь камень намного лучше кусков льда. Такие куски легко ломаются, они не сохраняют формы, да и бить ими приходится гораздо сильнее.