-- Сразу! -- ответил Петр.
-- Я тебе покажу сразу, -- сердито сказал генерал и тоже поглядел на дыру. -- А, ловко! -- вдруг воскликнул он. -- Ишь ты, поди, руки вывертели, пока обучились! Я вас ужо! -- он погрозил сыновьям палкой, взял ксендза под-руку и повел из сада, говоря: -- Больше уже этого не будет. Смею вас уверить и прошу...
-- Вот так фунт! -- воскликнул Григорий, когда они скрылись: -- вышла, значит, прицельная стрельба!
-- Без промаха! -- подхватил Петр и они оба расхохотались.
-- Будет теперь вам! -- сказал им сочувственно Довойно, а Прохоров всё еще дрожал от страха.
Братья расхохотались снова.
-- Нам от батьки? -- воскликнули они оба. -- Да, никогда! Он же понимает, что мы не хотели у попа стекла бить! Ну, давайте из ружья стрелять. В пузырек!
Действительно, от отца им ничего не было, хотя он заплатил ксендзу за разбитые стекла. За то в училище после письменного экзамена по алгебре, инспектор вошел в класс и сказал:
-- Трубины, Григорий и Петр, останетесь сегодня на два часа!
-- За что? -- спросил Григорий.
-- Чтобы у соседей стекол не били, -- объяснил инспектор.
Мы долго не могли понять, каким образом, узнал про это инспектор, но потом выяснилось, что ксендз шутя рассказал об этом своему товарищу, который преподавал у нас католикам Закон Божий, а тот счел нужным сообщить это инспектору.
Братья отсидели два часа; а десять дней спустя, отсиживали уже шесть часов, с угрозою исключения.
Дело вышло из-за собаки мирового судьи Грубе.
III.
Мирового судью Грубе все в городе знали, как знали жену его и его собаку. Сам он был высокий, сухой, с гладковыбритым лицом, прямой, как палка, старик; а жена у него была полная, почти круглая, женщина с широким, круглым лицом и двойным подбородком; кроме них, был еще пудель "Каро". Гладко-выстриженный до половины, вымытый до белизны снега, с султаном на хвосте, с голубыми бантами на голове, он всегда чинно выступал во время прогулки на своих тонких, стройных ногах, а сзади него двигался степенно сам Грубе, ведя под-руку свою жену. И шутники говорили: "Вот идет семейство господина мирового судьи!"
Действительно, пуделя этого они любили, как младшего члена семьи. Прислуга постилала ему постель, а по утрам умывала и причесывала; сама барыня пробовала, достаточно ли остыла его овсянка, а мытье и стрижка его представляли особую церемонию.
Стриженную шерсть жена Грубе собирала и в день рождения мужа дарила ему всегда носки и напульсники из этой шерсти.
Дом мирового судьи помещался рядом с домом, где жили Трубины, и они давно уже проделали в заборе сада лазейку и сдружились с этим пуделем.
Он прибегал в сад, они кормили его колбасой и сахаром и обучали разным штукам. Пудель этот нередко доставлял нам веселые минуты. Чему он ни выучился? Ходил на задних лапах, прыгал через наши спины, притворялся мертвым, и мы подолгу забавлялись
с ним, о чем и не подозревали почтенные Грубе и знала только их прислуга.
И вот, как-есть накануне экзамена по русскому к которому почти нечего было и готовиться, мы собрались в саду Трубина, заканчивая приготовления ко дню 11 мая. Я набивал римские свечи, Прохоров готовил мякоть и сортировал " звезды", Петр приготовлял станки для ракет, а Григорий на толстой, оберточной бумаге, натянутой на деревянную раму в форме арки, в качестве художника, расписывал транспарант. В руках у него были кисти, у ног, на земле, стояли горшочки с клеевой краскою. Григорий, действительно, рисовал недурно, и декорация должна была произвести эффект.
И вдруг среди нас с веселым лаем появился Каро. При блеске майского дня, он производил впечатление совершенного франта. Белая, как кипень, пушистая шерсть его закручивалась колечками и сверкала на груди и лопатках, в то время, как спина и ноги, гладко выстриженные, были нежно-розоватого цвета. На ногах у него внизу -- словно изящные гамаши из оставленной пушистой шерсти; на нервном розовом хвосте -- султан; морда, чисто выстриженная, украшалась усами и бровями, и он, с умными, ласковыми глазами, веселый, ловкий, был, действительно, прекрасивым псом.
Петр тотчас достал кусок колбасы, положил ему на нос и стал читать азбуку:
-- Аз, буки, веди, глагол, добро, есть! -- и только при этом слове Каро высоко подбросил кусок, словил его в рот и опять весело завилял хвостом.
-- Стойте, братцы! -- вдруг закричал Григорий: -- я из него сейчас страшнейшего зверя сделаю!
Мы заинтересовались.
-- А, ну! -- сказал Петр.
Григорий подманил Каро, посадил его на задние лапы, и обмакнул кисть в красную краску.
Прежде всего, -- страшная, разверстая пасть! -- объявил он, и от краев губ по выстриженным скулам изящного Каро провел до самых ушей полосы красной краской. И сразу получилось впечатление ужасного: словно этот громадный зев с кроваво-красными губами может раскрыться во всю величину головы.