- Не может быть!
- Я все тщательно проверил. Это была, так сказать, местная инициатива.
- Не понимаю. Разве убийцы не принадлежали к организации?
- Принадлежали, но только действовали по своему собственному почину. Это были люди из тамошней конспиративной группы бывших эсэсовцев. Они не знали, кто мы такие, и считали нас настоящими беглыми нацистами. Мы были не первыми их жертвами. Они убивали на перевале тех, кто казался им побогаче. Собрав деньги и Ценности, они избавлялись от тел. В живых не осталось никого, кто мог бы на них донести. Если кто-то и выжил, то в Берлин пожаловаться уже не мог.
- Но после нападения на нас "Одесса" снова залегла на дно.
Калинин пожал плечами.
- Конечно. Руководители этой организации, узнав о случившемся, приказали всем уйти на глубину до тех пор, пока не будет разработан новый безопасный маршрут. Между прочим... - Калинин слегка прикоснулся к своему шраму, - боевики из "Одессы" сами прикончили тех парней, что напали на нас. Это была слишком плохая реклама для их туристической фирмы.
- И твое начальство не преследовало тебя за неподчинение приказу?
Мимо машины прошел еще один человек, и Гримальди пробормотал сквозь зубы:
- Здесь слишком многолюдно.
- Да, было несколько неприятных моментов, - кивнул Калинин. - Один полковник очень хотел отдать меня под трибунал, мне едва удалось выжить, я был ранен фашистами и вообще ходил в героях. Полковнику нелегко было бы объяснить, за что он отдал меня под суд, и в конце концов он был вынужден скрепя сердце согласиться, что я и так достаточно наказан.
Он негромко рассмеялся.
- Довольно о грустном. Мы не виделись с тобой двадцать лет и теперь стоим на пороге самого рискованного дела нашей жизни. Неужели же мы должны говорить только о том дне на перевале Бреннер?
- А что было потом? - поинтересовался Гримальди. - Ты женат?
- Женат на ГРУ и на одной хорошенькой женщине. Между прочим, у меня три прелестные дочурки, - с гордостью добавил Калинин, искоса взглянув на Гримальди. - Ты же так и остался холостяком, насколько я знаю.
Гримальди кивнул. Он понял, что к их прежним отношениям возврата нет. Олег женат, дорожит своим браком и хочет, чтобы Гримальди знал это.
По лицу Калинина пробежала какая-то тень, и он хлопнул ладонью по приборной доске.
- Ладно, достаточно на сегодня разговоров о прошлом. Нам нужно еще многое обсудить. - Он помолчал. - Мы должны быть очень осторожны, Франко. Это дело смертельно опасно. Я слышал, что пару недель назад на Лубянке снова кого-то расстреляли за измену, но вот кого - мне пока неизвестно.
Гримальди молчал, и Калинин посмотрел на часы.
- Давай начнем с тайничковых операций и сигналов экстренной связи.
- Хорошо, - кивнул Гримальди. Он едва обратил внимание на предостережение Калинина, все еще раздумывая над содержанием их разговора. Они больше не были любовниками, но остались друзьями, близкими друзьями. Все должно пройти удачно, он может положиться на Олега. При мысли об этом он наконец-то почувствовал огромное облегчение.
Пошел снег, и огромные снежинки, пританцовывая, сыпались с темного неба и таяли на теплом ветровом стекле.
- Хорошо, - повторил Гримальди.
Глава 8
- Товарищи! - торжественно объявил низкорослый генерал. - Приветствую вас в стенах Высшей школы Комитета государственной безопасности.
Генерал сидел за столом, установленным на сцене в аскетично обставленном актовом зале. Его взлохмаченные брови сомкнулись в прямую линию над черными глазами-бусинками, а острый нос нависал над аккуратным ротиком, напоминающим своей формой лук Амура. Генеральский мундир был отутюжен, пуговицы надраены, а грудь украшена четырьмя рядами позвякивающих медалей на разноцветных ленточках. Сквозь узкие окна справа, выходящие во внутренний двор, проникал неяркий серый свет, скудно освещая большое помещение. На стене за спиной генерала висела картина - Ленин в костюме-тройке обращается с речью к рабочим. Рядом с ней висели портреты Маркса и Энгельса, напоминающие торопливые наброски углем. Вожди мирового пролетариата мрачно смотрели прямо перед собой.
- На вас возложена большая ответственность, - продолжал генерал. - Вы будете защищать завоевания Великого Октября. Наши выпускники направляются на передовую линию, где продолжается битва с хитрым и коварным врагом мировым империализмом. Спецслужбы империалистических государств пытаются любыми средствами уничтожить завоевания социализма. Наш главный враг - это международный капитал, и для того, чтобы одолеть его, вы должны узнать о нем все.
- Кто это такой? - шепотом спросил Дмитрий у соседа, полного молодого парня с вьющимися светлыми волосами и жесткими карими глазами.
- Начальник школы, генерал Любельский, - светловолосый сосед хихикнул. - Говорят, он никогда не встает перед аудиторией - не хочет, чтобы на его маленький рост обращали внимание. Курсанты прозвали его карликом. Он даже лекции читает, сидя на своей жирной ж...
- Ваш успех, - продолжал генерал, - зависит от того, насколько хорошо вы овладеете приемами и методами ведения разведывательной работы, насколько глубоко изучите труды основоположников марксизма-ленинизма и образ мышления народов западных стран, насколько свободно будете владеть оружием и собственным телом, что может пригодиться вам в экстремальной ситуации.
Маленький генерал оглядел шестьдесят с лишним курсантов.
- Помните, - сказал он, слегка выдвинув вперед подбородок, - офицер госбезопасности - это нечто большее, чем рядовой член партии или государственный служащий. Чекист - это коммунист, коммунист всегда и во всем. Даже в обыденной жизни все ваши поступки должны соответствовать этому высокому званию. Вы должны спать, есть, читать, любить, думать и поступать как чекисты, ни на минуту не забывая о том, что мир разделяется на два больших класса - коммунистов и всех остальных.
Дмитрию с трудом удавалось сосредоточиться на речи генерала, он был поглощен огромным и удивительным миром, разворачивающимся перед ним. В Москву он приехал только вчера во второй половине дня, после двенадцатичасового путешествия в переполненном поезде. На вокзале он сел в метро и добрался до четырехэтажного здания под номером 19 на улице Станиславского. Ему еще ни разу не приходилось ездить на метро, и никогда в жизни он не видел сразу столько народа на запруженных улицах. Больше всего его потрясли громадные высотные здания - железобетонные памятники сталинской эпохи, чьи остроконечные шпили были украшены красными звездами.