Конец октября приносил одни дурные вести. Части танковой дивизии СС «Адольф Гитлер» вторглись на повстанческую территорию из Венгрии. В Низкие Татры пробивается отборная бронетанковая дивизия «Хорст Вессель». От Ружомберока наступает бригада «Дирлевангер», дивизия «Татра» фронтально растянулась по всей западной линии, а группа «Шиль» рвется к Зволену.
Стальная стена немецких орудий неумолимо окружает горы. Еще, может быть, несколько дней, неделя, от силы две или месяц — и повстанцев оттеснят под самые хребты.
Выше! Потом еще выше! Докуда же? — спросил себя капитан Бела. Он думал о голодных, плохо одетых, больных людях, измученных гнойными нарывами и поносами. Горсть патронов, винтовка или автомат, проклятый дождь, грязь, хлесткий ветер, надвигающиеся холода. И восемь немецких дивизий по пятам!
Он невнятно выругался.
Эту тихую брань Метод Галагия воспринял как укор, что они слишком долго плетутся. Он удлинил и убыстрил шаг — при его небольшой, коренастой фигуре это было удивительно.
Еще немного, сказал он торопливо.
Вот они и у замка. Галагия взбежал по лестнице, быстро пересек правое крыло. Капитан следовал за ним чуть медленнее.
Здесь, капитан, сказал Метод в конце коридора и первым вошел в комнату. Поверх гражданской одежды накинута плащ-палатка, подпоясанная толстой веревкой, захватанной и намокшей. Ее концы болтались у передков болотных сапог. Притворив высокую белую дверь с золотым и светло-зеленым орнаментом, он обернулся к офицеру в форме без знаков различия, молча кивнул головой к противоположной стене и, только удостоверившись, что капитан понял, шепнул значительнее, чем требовалось:
Вон он. Тот бородатый. Над ним висит автомат. Видишь?
Довольный тем, что выполнил задание, он перевел дух и даже улыбнулся.
Капитан Бела посмотрел внимательнее. Так вот он какой, подумал он. Поскреб переносицу, потом глянул на ноготь. Сухие комочки грязи его не удивили.
В просторной комнате отдыхало человек двадцать, а то и двадцать пять, но не больше. Они спали либо неподвижно лежали, растянувшись на бесформенных соломенных тюфяках. Все — одетые. Бородатый тоже. Капитан готов был поклясться, что он единственный с самого начала зорко за ними следит.
Так говоришь, не пойдет?
Я не говорил, что не пойдет, Я сказал, сдается мне, что не пойдет, возразил Метод Галагия и продолжал: Я сказал, что у него есть причины не ходить, но я не утверждал, что он не пойдет. В конце концов откуда мне знать, пойдет он или не пойдет.
В душе он был уверен, что Винцо Грнко ни за что не пойдет. Ведь он-то знает его. Грнко и солдаты. Еще чего!
Атмосфера в комнате была прямо-таки леденящей. Капитан оценил ее такими словами:
Да, невесело тут у вас.
Услыхал его один Галагия: капитаново замечание было тихим, проворчал он его скорей про себя, как бы в отместку за все те хвастливые речи, какими партизаны этого отряда под влиянием Грнко потчевали его солдат. Правда, сейчас никому не до песен. Ни солдатам, ни партизанам. И знаменитое брумендо[1] все реже слыхать.
Мрачное настроение рождало в нем такие же мрачные мысли. Повсюду такое уныние, что немцы, того и гляди, заявятся в горы свежевыбритыми, им не придется даже перебриваться для торжественного банкета в честь победы. SS-Obersturmbannfuhrer Витиска, новый Befehlshaber der Sichercheitspolizei und des SD der Slowakei[2] не успеет и обогреться как следует в своей братиславской резиденции на Палисадах, 42, как на груди у него прибавится еще один железный крест. И не только у него. Несомненно, и у генерала Хёффля, нового командующего немецкими войсками в Словакии. Потому что теперь все новое. В том числе с сентября и «людяцкое» правительство[3]. Однако, сказал командир партизанской бригады, все это доказывает, что они нас боятся. Понимаете? Они нас боятся! В противном случае не перепрягали бы лошадей на подъеме!
Наметанный глаз был у командира бригады. И впрямь наметанный. Три месяца назад люди были преданы делу, но неопытны. К тому же чересчур говорливы. Теперь они молчаливы, замкнуты, зато тем опаснее для врага. В особенности когда знают, что худшее впереди. А они это знают.
Они готовы ко всему, сказал Метод Галагия.
Капитан тут же поднял брови — подумал кое-что о чтении чужих мыслей.
Только Винцо все равно не пойдет, заключил Метод.
Он опустил голову, глаза его погрустнели.
Ты же сказал, что не утверждаешь этого.
Ну, сказал. А теперь и утверждаю. Винцо не пойдет.
Значит...
Ничего это не значит, начал Метод, но запнулся, схватился за бедро, потом за плечо — будто из гнезда выпал. А если и значит, сказал он, то только то, что теперь у нас ото всего мурашки по телу. Меня бросает в жар и мутит.