Несколько дней вследъ затемъ въ деревне продолжались смятенія и сходы. Березовцы послали въ городъ ходоковъ разузнать, какъ и почему? Оба ходока, одинъ за другимъ, летали въ городъ, изъ города въ другой. Ничего не вышло. Ответы были убійственные. Одинъ пріехалъ и объявилъ:
«Сами мы, братцы, глупый народъ» Ответъ другого былъ таковъ: «рохли!»
Кончилось это происшествіе очень скоро, неожиданно и почти незаметно. Собрали березовцы последній сходъ по своему нелепому делу. Но обсужденія шли вяло, никто ничего не зналъ, и все предложенія были такъ же нелепы, какъ и самое дело. Скажутъ слово и помолчатъ. Каждый понялъ всю безнадежность мірского предпріятія. Скажетъ слово и помолчитъ. Это надоело. Случилось вотъ что. Вдругъ все вразъ и каждый поочереди поняли, что у каждаго есть дома свое собственное дело, всякій желалъ наверстать потерянное время; мысль, что мірское дело потерпело крушеніе, придала жгучесть другой мысли, что дома есть настоящее дело, упустивши которое останешься безъ ничего. Настало смущеніе. Собравшіеся перестали глядеть другъ на друга. Было чего-то совестно. Мужики незаметно разбрелись по домамъ. Одинъ всталъ, взялъ шапку и сказалъ, ни къ кому не обращаясь, что пора бы по домамъ. За нимъ всталъ другой, за нимъ третій, у всехъ нашлись причины. Одному надо было пойти дегтю купить; у другого провалился сарай; третьему явилась настоятельная необходимость шишку срезать на ноге мерина. Каждый бралъ шапку и уходилъ въ смущеніи. И скоро съ сборной избе никого не осталось. На лужке сидели одни сивые старики, которые принялись-было разсуждать о допотопныхъ временахъ, да и те скоро умолкли, увидавъ, что говорить нечего.
Иванъ все эти дни провелъ въ темной. Но на него также деревня махнула рукой.
— Ну его, шалава проклятая!
Это все, чемъ ему мстили. Онъ вышелъ изъ темной на восьмой день, глухою ночью, которая помогла ему украдкой придти домой. Тамъ онъ залезъ въ сени, никому не объявившись изъ домашнихъ, и забился въ уголъ. Общественное негодованіе придавило его; онъ уже думалъ, что никогда ему не оправиться во мненіи людей.
VI
Сизовскій участокъ затихалъ. Вокругъ главнаго хутора, еще не отстроеннаго, съ раскрытою крышей, безъ оконъ и безъ дверей, навалены были груды земли, соломы, прутьевъ; валялись горы щепъ и кирпичей и бревна съ воткнутыми въ нихъ топорами. Рабочіе пошабашили и готовились въед?. Между ними большинство было изъ Березовки. Сизовъ позвалъ, и они… почему же и не помочь ему построить хуторъ? Деньги онъ даетъ хорошія. Большинство лежало на земле; одни навзничь, другіе на брюхе. Целый день работавшіе теперь сделали ночной привалъ, отдыхая. Кое-кто, впрочемъ, починивалъ одежду; иные точили пилы. Кое-где обменивались ленивымъ разговоромъ; кто-то запелъ. Но ленивые разговоры обрывались, а песня совсемъ смолкла, потушенная темнотой и сномъ. Торопились привалиться поскорее и заснуть. Ужинали однимъ хлебомъ, поленившись сварить что-нибудь.
Иванъ сиделъ поодаль отъ другихъ. Онъ также стоялъ на работе у брата наравне съ другими. Въ его доме въ это короткое время случилось много несчастій: волкъ зарезалъ пять овецъ, опилась лошадь, захворала хозяйка. Чтобы оправиться, онъ нанялся на хуторъ. Теперь онъ безмолвно осматривалъ топоръ. Въ целый день никто еще не слыхалъ отъ него слова. Онъ боялся, что его осадятъ: воръ! Но ему дали названіе «шалавы» — и больше ничего. Знали, что самъ онъ отъ брата ничего не получилъ. Большинство работавшихъ относилось къ нему съ сожаленіемъ: «Ахъ, глупый!»
Осмотревъ топоръ, онъ открылъ мешокъ, вытащилъ оттуда хлебъ и принялся закусывать. Вдругъ ему пришла въ голову мысль.
Онъ пересилилъ себя, подошелъ къ лежавшимъ и сделалъ предложеніе.
— Братцы, какъ бы намъ артелью… — сказалъ онъ.
— Что артелью? — спросило несколько голосовъ.
— Кашу бы варить.
— Ничего, давайте артелью. Ребята, слышь?
Заговорили. Предложеніе вызвало всеобщее одобреніе и было принято. Самому Ивану поручено привести его въ исполненіе.
— Что-жь, пущай варитъ. Слышишь, Иванъ? Вари.
Иванъ бросился хлопотать. Онъ сразу поднялся въ собственныхъ своихъ глазахъ. Забывъ усталость, онъ принялся бегать, одинъ поднялъ огромный котелъ и, надевъ его для удобства на голову, принесъ на место действія, задыхаясь и радуясь. Онъ развелъ костеръ, который сначала все не разгорался, во избежаніе чего ему несколько разъ приходилось распластаться по земле и дуть въ огонь до слезъ. Но онъ забылъ усталость и старался.