— Говори, — приказал он, — что ты сделал с мужчиной и женщиной в лесу. — Михаил старался говорить глухо, и сама маска изменяла голос.
Жак попытался уйти от близкого огня, Михаил поднес факел вплотную. — Если закричишь, я сожгу тебе глаза и лицо. — Михаил вытащил тряпку изо рта.
— Я не убивал их.
— Где они?
— В общей могиле. Я хоронил, но не убивал.
Михаилу стало трудно дышать. До сих пор он надеялся найти друзей живыми. — Кто убил их? Кто? — Жак извивался по полу, Михаил прижал тело ногой и поднес огонь. — Кто? Говори.
— Мне дал господин Сабана.
— Что дал?
— Сумку. Немного денег. Еще. Сказал, чтобы я подобрал тела и похоронил. Там, где не будут искать.
— Что он еще говорил? Что? Кто был с ним?
— Не знаю. Он зашел сюда.
— Почему? За что он убил их.
— Я не знаю, кто убил. Я не видел.
— Врешь. Ты не раз убивал вместе с ним.
— Нет. Клянусь. Я работаю на него всего два года. Женщина…
— Что женщина? Ну?
— Я знаю, он становится жесток, когда ему перечат. Он теряет голову от ярости. Я слышал рассказы на этот счет.
— Что слышал?
— То, что говорю тебе. Но он осторожен. Наверно, потому он велел спрятать тела. Я невиновен.
— Ты? Который пользуется награбленным. Говори, как найти твоего хозяина.
— По той лестнице. — Могильщик кивком головы пытался показать дорогу. — Дальше. На третий этаж. Там его комнаты. Но сейчас его нет. Он в ратуше вместе со всеми.
— Дверь к нему открыта?
— Да, да. Слуги поднимаются. Это черный ход. А он заходит с улицы.
— Ты запираешь эту дверь изнутри?
— Да. Иногда я сплю здесь.
— Сегодня останешься со мной. Будешь лежать тихо или я суну тебя лицом в крысиную нору. — Михаил вновь заткнул могильщику рот, для надежности примотал кляп к голове, натянул поверх мешок, проверил крепость веревок, оттащил тело в угол и завалил мешками. Потом обследовал помещение, и нашел, что искал. В глубине склада обнаружилось окошко, забранное железной решеткой. Он открыл его изнутри, выбрался наружу и плотно прикрыл за собой. Окно выходило в тупик. Отсюда можно было проникнуть в дом, не привлекая внимания. Маску он снял еще раньше, тщательно отряхнул одежду, еще раз прошел мимо запертых ворот. И вернулся на площадь.
Людей там и в самой ратуше поубавилось, но прием еще продолжался. Герцогиня была занята шахматами. Михаил устроился в дальнем углу и окликнул Альберта. Тот обрадовался.
— Я все время здесь. Но, пожалуй, собираюсь идти спать. — Михаил зевнул.
— Что ты. Здесь весело.
— А где хозяева? Счастливцы, которые уцелели от болезни.
— Вон тот — городской голова.
— А тот в зеленом?
— Того не знаю. А этот с черными усиками — господин Сабана. Живет через дом от нашего.
— А рядом с ним?
— Откуда я знаю? Они вернулись в город вслед за нами. Прятались по деревням. А с этим Сабана мы пили вчера вечером. За любовь. Какая-то красотка расцарапала ему лицо.
— Ты, видно, был рад выслушать его рассказ. — Михаила захлестнула злоба.
— Нет. — Просто сказал Альберт. — Было скучно. Мати была занята у герцогини. Я случайно попал в их компанию.
— Я слышал, кое-кто из здешних собирается идти с нами. И этот Сабана?
— Нет. Он станет замаливать старые грехи, когда не сможет делать новых. Так он сказал. Зачем он тебе?
— Мне? Это ты начал разговор. Какое мне дело до него?
Между тем, герцогиня встала. Музыка смолкла. Миллисента кивнула всем сразу и двинулась к выходу. Гости потянулись следом. С площади стали расходиться. Часть паломников остановилась в гостинице, заполненной теперь до отказа. Людей помоложе и попроще разобрали зажиточные граждане, бедняки заполнили постоялые дворы. Денег с пилигримов почти не брали, церковь запретила наживаться за их счет. Все делали Божье дело. Опустевшие после мора дома не занимали. Герцогиня отдала на этот счет строгое распоряжение.