Раймунд привез ее из Иерусалима. Она была одной из немногих тамошних христианок и пережила осаду, когда крестоносцы брали город. У нее было смуглое лицо и настороженный беспокойный взгляд птицы, лишенной сил и неспособной взлететь. Неуверенность проявлялась в медленных запинающихся движениях рук, в остановленном жесте, в виноватой и жалкой улыбке, которой она встретила Франсуа. Они молча продолжили трапезу.
— Она не разговаривает, — пояснил Раймунд. — Несколько лет назад она видела, как молния ударило в дерево. С тех пор она потеряла дар речи. Но и до того она редко пользовалась голосом. Она армянка и не очень хорошо говорит по-нашему.
Женщина закончила есть, улыбнулась Франсуа и, не дожидаясь мужчин, встала из-за стола. Едва она вышла, как появилась служанка. Эта чувствовала себя гораздо увереннее, прислуживая, налегала на Раймунда грудью. Тот заметно повеселел.
— Это — Товита, — пояснил, когда женщина ушла. — Она управляет домом. Карина часто чувствует себя нездоровой и не успевает следить за хозяйством.
После еды братья сели у огня. И Раймунд заговорил.
— Я рад тебе, Франсуа. Хорошо, что ты вернулся. Тебя удивляет, почему я живу так одиноко. Часто я сам задаю себе этот вопрос.
— Ты выбрал.
— Это не слишком утешает. Мы никогда не говорили откровенно. Когда я видел тебя в прошлый раз, ты был еще слишком молод. А мне хочется рассказать. Ведь все это происходило в дни смерти нашего отца.
Раймунд заговорил. Как многие одинокие люди, долго не находившие слушателя, он рассказывал подробно, не избегая малозначащих подробностей. Рассказ был важен для него самого, он часто останавливался, будто заново всматривался в прошлое, и определял ему цену.
Раймунд
__Я был моложе тебя, Франсуа, когда сопровождал отца в том походе. Мы прошли долгий путь сквозь варварские страны. Наконец, мы пробились к Святому городу. Радости нашей не было предела. Мы плакали от счастья и целовали землю, по которой шли босыми, как когда-то прошел здесь Господь. Святые отцы говорили, что стены падут от звуков наших труб. Мы сразу пошли на приступ, но язычники легко отогнали нас, смеялись и кричали вслед: — Коран торжествует, а Евангелие плачет. Их было не меньше, чем нас, но мы знали, что войдем в этот город. Плели щиты для защиты от стрел, строили орудия для метания камней и возводили штурмовые башни. По ночам выходили к стенам и забрасывали ров землей, чтобы было легче преодолеть его днем. В этой работе не делали различий для богатых и бедных, трудились все, уповая на милость Божью, ниспосылаемую за усердие. Не было воды. Ручьи пересохли, а колодцы были завалены дохлыми лошадьми. Каждое утро люди слизывали влагу с камней и старых гробниц, пока солнце не превращало землю в раскаленную жаровню.
Когда приготовления были закончены, епископ велел творить милостыню и молиться. За день до приступа крестный ход отправился вокруг Иерусалима. Тысячи босых людей шли, распевая приди, приди, о, Дух Всевиждущий. Если бы язычники догадались сделать вылазку, они легко перебили половину и разогнали остальных. Мы ведь были совсем близко от городских ворот. Но они не решились, и только пытались достать нас стрелами и камнями. Поднялись на Масличную гору, где последний раз молился Спаситель. Город стоял, как остров посреди огромного моря. Отец сказал: — Вслед за победой Господь посылает нам испытание корыстолюбием. Что значит вера без милосердия? Если мы победим, я не хочу, чтобы ты был жесток.