Ночью накануне приступа наши приняли важное решение. Две башни тайно на руках перенесли и установили рядом с воротами Святого Стефана. Так удалось обойти главные укрепления, которые язычники строили, не жалея сил. Ров засыпали уже при дневном свете под сильным обстрелом. Все вышли: женщины, дети, старики, никто не остался в лагере. Башни пошли вперед. В воздухе было тесно от стрел. Потом загорелась земля. Язычники разлили под стенами нефть. Огонь перекинулся на дерево, хоть его укрывали сырыми кожами и постоянно засыпали пламя землей. Горело все вокруг. Когда стало темнеть, башни отвели назад, и сами вернулись в лагерь. Много было обожженных и раненых. Ночью на стенах жгли факелы. Язычники были уверены в победе и боялись не силы, а хитрости. Мало, кто смог заснуть. Утром пошли опять. В этот день все должно было решиться. Лестницы падали вместе с людьми. Башни горели. Знамя Готфрида было изодрано в клочья. Сил не осталось. Наши враги вопили от радости, предчувствуя близкую победу. И тут случилось чудо. Внезапно густой дым рассеялся. Всего на мгновение, и на Масличной горе, там, где возносили молитвы, мы увидели всадника. Он упирался головой в небо, играл щитом, ловил им солнце и посылал знак. Все видели его совершенно ясно. Это был Святой Георгий, который пришел, чтобы вернуть нам силы. Готфрид обратился ко мне. Он просил немедленно объехать стены и известить о чуде.
Я уже подходил к Сионским воротам, откуда штурмовали город люди Сент-Жилля, когда услыхал страшный крик. Крик ужаса и торжества. Наши ворвались в город. Пятница, скорбный день для всех христиан и время — восемь часов с восхода солнца, когда распинали Господа.
Я шел наугад по незнакомым улицам. Впереди вставало черное облако дыма, следуя навстречу ему, я выбирал дорогу к своим. Вдруг передо мной из распахнутых ворот, пятясь, появился один из наших. Жертва ползла на коленях, повинуясь движению его руки. Он обернулся, я разглядел лицо, залитое жирной копотью. Я прошел мимо. Каждый был волен распорядиться добычей по своему усмотрению.
Но сзади раздался крик. Я обернулся. Грабитель стоял, по бычьи склонив голову и держась руками за живот. Его пленница отползала к стене. Мальчишка отступал, держа окровавленный нож. Я не видел, откуда он появился и не могу понять, почему не убил его в первое мгновение. Он был готов умереть. Но я увидел его глаза, страх близкой смерти, и крупные капли пота на белом лице. Если бы он сделал хоть одно движение. Ногой я отшвырнул выпавший нож. Он стоял, не двигаясь, я чувствовал, как острие меча дырявит кожу на его груди. Девушка обхватила мои колени. Она умоляла о пощаде. Я промедлил и этим решил их судьбу. Мальчишка не пытался бежать, и я не смог убить его. Все трое мы втянулись во двор. Раненый ввалился следом. — Чего ты ждешь? — Хрипел он. — Убей собаку. — Он сделал шаг, как слепой, и повалился лицом в землю. Грязные окровавленные пальцы скребли ее, будто пытались удержать, потом медленно разжались.
— Это он? — Я обернулся. Незнакомец с бледным от возбуждения лицом потянулся в сторону мальчишки. Во мне что-то вспыхнуло. Я не смог убить сам и не дам ему.
— Нет.
— Нет? Он убил моего товарища.
— Это не он. — Сказал я твердо. — А этот — мой пленник, и она тоже.
Люди Сент-Жилля, провансальцы. Этот нагнулся над телом, перевернул. Грязное лицо мертвеца исказила судорога. — Ты хочешь сохранить жизнь убийце?
— Говорю, это не он. За них я хочу выкуп. За него и за нее. — Девушка стояла на коленях.
— Отойди, я спрошу сам.
— Повторяю, нет. Они мои. Я пришел первый, а первый получает все. Поспеши, если хочешь успеть. Но не здесь.
— Ты лжешь. — Сказал провансалец. — Идешь против своих. Мы еще встретимся.
Он ушел. Я поспешил захлопнуть ворота. Мы остались одни. Я огляделся. Двор был большой, не похожий на те, что я потом видел в Иерусалиме. Дом в глубине был окружен невысокими деревьями, прямо перед нами был водопой, его каменный желоб был пуст. Но на вопросы не было времени, враги могли вернуться. Снаружи неслись крики, теперь все небо заволокло дымом, горело сразу во многих местах. И еще я услышал колокол. Я не понял, что значили мерные удары — торжество или знак беды. Потом я узнал, язычники не трогали церкви, но запретили звонить. И теперь наши старались во всю.
А что пленники? Мальчишка потерял силы и смотрел, как смотрит собака, ожидая приказа хозяина. Девушка поднялась с колен и стояла, размазывая по лицу слезы. Нетрудно было догадаться, это брат и сестра. Она была молода и очень красива, будто из сказки. И она была живой.
Даже среди нашего войска было много разноязычных. Артенак — товарищ отца, о котором еще пойдет речь, говорил: чтобы исполнить Его волю, Господь вернул нас во времена Вавилона. Я не думал, что они поймут меня. Но девушка вытащила из-под платья крестик и приложила к губам.