Выбрать главу

Уже в темноте, когда старый огонь был погашен, а новый еще не родился, из леса , темной стеной окружавшего селение, вышла горбунья. Она тряслась от холода, ее понева колом стояла от налипшего снега. Голову и уродливо выгнутую спину горбуньи покрывала лохматая медвежья шкура, запорошенная снегом. Ее лохмотья скрывали лицо, лишь несколько седых прядей выбивалось из-под темного меха. Женщина опиралась о посох – корявую ветку сосны, и казалось, без этой опоры не устоит на ногах.

Сперва ее никто не заметил – все смотрели только туда, где под умелыми руками старейшины уже начинала тлеть припасенная береста. Новый огонь должен был вот-вот народиться. Вот вспыхнула сухая хвоя, насыпанная под бересту, занялись березовые поленья, толпа, собравшаяся на поляне, дружно ахнула. И тогда кто-то расслышал тихий вздох горбуньи.

Конечно, все знают, что в эту ночь, самую долгую в году, нечисть порой подкрадывается тихонько к человеческому жилищу. Но никто не помнил, чтобы мавка или лешачиха не боялась людей и чистого пламени.

Все, кто стоял рядом с горбуньей, отступили на несколько шагов. Она же, казалось, ничего не замечала, кроме огня, уже ревевшего над кучей сухого хвороста. Подойдя почти вплотную к огню, горбунья блаженно опустилась на колени, и протянула руки к огню.

Только теперь все словно пришли в себя. Первым к незнакомке подошел старейшина Первак. Статный русобородый середович, он лишь недавно перенял власть у своего отца. Старейшину любили – он никогда не стоял в стороне, пока другие работали, и даже на праздник одет был не наряднее прочих. Как и положено вождю, Первак сам заговорил с горбуньей.

– Кто ты, что пришла без приглашения к нашему костру? Откуда явилась?

– Весь моя, в пяти днях пути отсюда, сгорела. – отвечала незнакомка. – А звали меня там Любавою. Позвольте у вас остаться… хоть на ночь. А коли позволите до весны остаться, я отблагодарю.

Голос у Любавы был хриплый, но вовсе не старческий. Это заставило Первака попристальней к ней приглядеться.

– Чем же таким ты сможешь отплатить нам в наших же землях? – усмехнулся он. – Все, что надобно, сами добываем. Еще и торговать случается.

– Золотом лесным отплачу. – Спокойно отвечала Любава. – Весь, из которой я пришла, бортничеством жила. А я видела тут у вас недалеко пчелы зимуют, да только знаков никаких нет рядом. Да еще я травы ведаю. Смогу помочь, коли хворый кто.

Старейшина Первак сперва обомлел от такой наглости. Он нипочем не позволил бы ведунье не то, что остаться в веси, даже обогреться как следует у костра. Но мало ли, кто или что на самом деле может явиться из лесу.

– Ну, вот что, милая… Обогрейся, коли уж пришла, у костра, да и ступай себе по-здорову. А уж мед там или еще что в своих землях я сам возьму, коли надобно будет.

Первак был осторожен, и понимал, что под видом нищенки к костру могла забрести не только нечисть. Прогонишь такую вот, а по весне не дождешься урожая – обидел берегиню.

Женщина, назвавшаяся Любавой, со вздохом скинула медвежью полость. Блеснула толстая Мишату коса, в которую вплетена была алая лента. Только на висках, там, где пряди сами собой завивались кольцами, их прихватил иней. Оттого и показалась сперва женщина старухой. Сверкнули большие синие глаза, появился румянец на щеках. Нет, вовсе не безобразна оказалась лесная гостья. Некоторые холостые парни уже присматривались попристальней: не пригласить ли ее на постоц к себе. На спине же у Любавы оказался не горб, а кузовок. Заглянув всего, все, кто стоял рядом, вновь ахнули – в плетеном кузовке мирно спали два младенца, закутанные в пуховые платки. Женщина поспешно поставила котомку поближе к огню. Малыши даже не проснулись.

Первак уже хотел гнать ведьму с ее подкидышами, – оставит вот так свое отродье, рости потом. Но тут почувствовал на плече руку Витенеги. Первак и не слышал, как она подошла к нему с маленьким сыном на руках. И остановила гневные речи, уже готовые сорваться с губ старейшины.

– Конечно, милая, ты можешь остаться – Заговорила Витенега, взглянув украдкой на грозного мужа. Первак не мог отказать ей – не так часто супруга просила его о чем-то. К тому же умница-жена шепнула ему на ухо: – Дед Плишка уже седьмицу, как переехал к своей мужатой дочери в город, а домишко его стоит пустой, за речкой… Все равно по весне сам развалится, если половодьем не снесет…

Любава кинулась целовать руки спасительнице. Та же, благосклонно приняв благодарность, склонилась над спящими малышами.

– А это у тебя кто? Мальчишки? Оба? Счастливая! Я вот пятерых дочек мужу родила, прежде, чем подарить сына, наследника. Мы уж и не ждали, когда я рожала. А он вот какой родился… Нежданушка. А ты своих богатырей как зовешь?