Уже совсем стемнело, и следы стали едва видны в густых сумерках. Идти дальше одним, без собак, без оружия не было смысла. Мишата приметил берёзу, на которой сидел Хромой, прикинул, куда вёл его след дальше, и мальчишки повернули домой. Но тут послышался хруст веток в кустах, и перед ними оказался Хромой во всей красе. Лунный свет искрился на пушистой шкуре, окрашивая ее в серебро. Зеленые раскосые глаза таинственно мерцали, словно зверь знал, что люди не причинят ему вреда.
– Это ведь ты был тогда… на поляне. – Задумчиво проговорил Мишата.
Мишата замер, зажав в мгновенно вспотевшей ладони нож. Вольга вскинул легкое копьецо, на оскепище которого опирался. Но Мишата, поняв, что зверь не собирается нападать, остановил брата. Зверь, словно желая дать получше себя рассмотреть, повернул лобастую голову, покрасовался кисточками на ушах. Мишата не мог отвести взгляда от зеленых светящихся в сумерках глаз. Зрачки зверя слегка пульсировали, то сужаясь, давая увидеть яхонтовую желтизну, то расширяясь, превращаясь в сплошные зрачки, вспыхивающие на свету двумя болотными огоньками.
– Красавец какой. – Некстати выдохнул Вольга, и Хромой, словно опомнившись, метнулся в кусты. Мишата досадливо застонал.
– Прости, – виновато проговорил Вольга, глядя на поникшего брата.
– Пойдем, матушка волнуется уже. – Вздохнул Мишата, и братья поспешили домой
Любава потрепала темные кудри сына, и улыбнулась. Вот ведь… зверем залюбовался. Совсем леший стал. Весь в отца. Словно в ответ ее мыслям, Мишата с жаром заговорил:
– Вот скажи, матушка, разве можно такую красоту сгубить? А они хотят чуть не всей весью на одного зверя идти! Шкуру его взять! И добро бы Хромой разбой чинил, а то, подумаешь, пару силков разорил! Он же… Если бы ты его видела, мама!
Мишата никогда не охотился ради меха. Даже когда приходила пора собирать дань для князя, он менял на положенные три куны тушу лося или мешочек соли, добытой у лесного родника.
– Он же… он князь лесной! Медведь – боярин, волк – воевода, а этот – князь. До сих пор глаз его не забуду. Я ведь не в первый раз его вижу. Хромого-то. Раньше думал, снилось мне, а теперь вспомнил: когда имя мне нарекали, он на поляне был.
Мишата испугано замолк, вспомнив что обо всем, что происходило в день наречения имени, следовало бы помалкивать. Но матери, которая сама была не чужда ведовству. Рассказать все-таки можно – решил он, и начал говорить о том, что произошло с ним в день посвящения. Как раз когда он дошел до описания Рыси, и о своих подозрениях, что Хромой это и есть тот Рысь.
– Мишата! – Ворвался в дверь Вольга. – Я только что от Огнезара. Нечай своих у Мала собирает – на Хромого идти! – тут Вольга виновато потупился. – Я ему проболтался, что мы хромого видели.
Мишата хмуро глянул исподлобья на брата, но тот уже лукаво усмехнулся:
– Ну да ничего… Я ему сейчас насолю.
– Что-что ты сделаешь? – Брови Любавы поползли вверх. Но парни уже выбежали за дверь.
Они перелетели по льду через ручей, пронеслись по задворкам и наконец оказались на широкой улице, где стоял выросший недавно постоялый двор. С тех пор, как Рюрик князь очистил широкое Нево от боевых кораблей, купеческие насады без страха стали ходить из Варяг в Греки. Весь, удачно вставшая на большом торговом пути, разрасталась, богатела. Торговые гости из других земель останавливались передохнуть, пополнить запасы воды. И выставляли на продажу товары: яркие паволоки, оружие, дорогие виноградные вина. Сами покупали мягкие искристые шкурки и золотистые меда в пузатых бочонках. Дядька Мал, у которого всегда было богатое подворье, прошлым летом решился, и построил большой дом, да при нём – конюшню и сарай для саней да телег. А после наварил пива, запасся соленьями да копчениями и стал принимать гостей.
Мужчины часто собирались у Мала поговорить за кружечкой пива с копчёной рыбешкой. Строго говоря, молодым парням вроде Мишаты с Вольгой делать в корчме было особенно нечего, но Нечаевичи, судя по лаю собак, доносящемуся из корчмы, были уже здесь. У Мишаты неожиданно тревожно забилось сердце: вдруг кому-нибудь из охотников, заглянувших нынче к Малу, повезёт выследить наконец Хромого.
В пропахшей дымом, кислым пивом и пригоревшим жиром комнате было полно народу. Здесь пили и ели, сидя на лавках или скамьях, за чисто выскобленными столами и пристроив деревянную мису на коленях. Кто-то смаковал жирные блины с рассыпчатой икрой, а кто-то растягивал краюху ржаного хлеба, чтобы подольше побыть в тепле, на людях. До весны, когда работы невпроворот и каждый светлый часок на счету, ещё далеко. Мужики коротали долгие зимние вечера за байками и полной кружкой. Кто-то приходил сюда похвастаться охотничьей или рыбацкой удачей, другой спасался от ворчливой жены, а третий как следует отмечал заключённую сделку.