В дальнем конце залы весело горел очаг. Справа от него широкие дубовые ступени вели наверх, в горницу. Слева была стойка, за которой возвышался хозяин, толстый и рослый детина с тёмной окладистой бородой. Дядька Мал не упускал случая пропустить с гостем чарку-другую, и нос его алел как спелая брусника. От него порой несло, как от винной бочки, однако пьяным его не видел никто. Маленькие тёмные глазки поспевали приметить всё: служанку, заболтавшуюся с кем-нибудь из гостей, забулдыгу, норовящего стянуть у соседа недопитую кружку, двоих мальчишек невесть зачем ввалившихся к нему.
– Эт-то что ещё за безусое воинство? – пророкотал, нахмурясь, дядька Мал. Перваковичу с его дружками он такого, разумеется, сказать не мог. – Почто пришли?
Вольга оробел: может, они зря явились сюда? Конечно, ему не следовало рассказывать о рысьих следах Нечаю. Но они же всё равно на завтра исчезнут под свежим снежным покровом. Когда Любавичи приближались к постоялому двору, в воздухе уже порхали снежинки. Вольга уже совсем было решился уйти, но Нечай неожиданно его опередил:
– Дядька Мал! – его насмешливый голос разлетелся по всей корчме. – Мишата Хромого выследил! То его, видать, за лешего принял.
Мишата хмуро покосился на болтливого брата, и проговорил под нос:
– Ну… не выследили, но в какую сторону он с тропы ушёл, нашли.
В корчме воцарилась тишина – настолько неожиданным был известие. Слова Мишаты раскололи эту тишину на множество голосов. Кто-то откровенно рассмеялся над безусыми охотниками, кто-то предлагал выслушать парнишек – всякое, мол, бывает. Припоминали способности молодого лесовика. А иные, кто уже успел опрокинуть лишнюю кружку, и вовсе порывались немедленно бежать с собаками в лес.
– Рассказывай – прогудел, перекрывая шум, Мал. – Да идите к огню. Дрожите вон все.
Он шепнул что-то румяной служаночке, и та поспешила на кухню. От Вольги не укрылось, как изумлённо поднялись её брови. И вскоре стало понятно, почему: девушка быстро вернулась из кухни с двумя кружками горячего клюквенного киселя для него и Мишаты. Здесь, в корчме, наверное, мало кто заказывал подобное лакомство. Нечаевичи, уже допивавшие первый кувшин хмельного меда, дружно загоготали.
Любавичи, как было велено, подошли поближе к очагу и уселись на скамье. Нечай, ожидавший совсем иного, досадливо поморщился и подозвал Мишата начал рассказывать. То ли от жаркого пламени за спиной, то ли от волнения у него разгорелись щёки. Сперва он смущался, чувствуя на себе пристальный взгляд десятков глаз. Вольга подбадривал брата, помогал ему, если тот что-то забывал, и вскоре речь Мишаты стала ясной и складной. Все только диву давались, как эти мальцы сумели распутать след.
Едва Мишата закончил рассказ, в дверь вошли двое. Один – коренастый крепыш, казалось, перевидавший в своей жизни всё. С презрительным самодовольством оглядел он присутствующих. Под тёплой курткой, отороченной мехом росомахи, виднелся охотничий нож в богато украшенных, расшитых бисером ножнах. Второй был выше и жилистей, да и одет попроще. На его живой физиономии одно выражение сменялось другим с такой скоростью, что, казалось, он постоянно гримасничает. С важным видом охотники поставили у двери обледенелые лыжи, стянули облепленные снегом куртки и прошествовали к свободному месту на скамье.
– Эй, Мал, подай-ка нам пива да закуски погорячее. – сказал тот, который был покоренастей. По его голосу всем собравшимся на постоялом дворе сразу стало понятно: нынче ему есть, что рассказать.
– Да, погорячее – пропищал тощий, и весь извернулся, следя взглядом за стройной фигуркой прислужницы.
Коренастый молчал, не спеша выкладывать свою новость, наслаждаясь всеобщим вниманием. Тощий наконец не выдержал:
– Где там наше пиво? Мы едва не околели, гоняясь за Хромым. – Он обвёл взглядом собравшихся, предвкушая удивлённые возгласы и расспросы. Однако вместо этого его слова вызвали всеобщий хохот. Дядька Мал так трясся, что на стойке жалобно звякая подпрыгивали пустые кружки. Мальчишки, сперва примолкшие, глядя на остальных, тоже залились звонким смехом.