Вольга остановился на поляне, где под защитой темных великанов-сосен росли тонкие березки, доверчиво тянущие белые руки в золотых украшениях листвы. Усадил свою легкую ношу на поверженный ветром ствол, укутал своим плащом. Развел костерок, весело затрещавший и озаривший полянку теплым светом. Сел рядом с Забавой. Укутал ее, мокрую, продрогшую, своим плащом, укрывшим ее до пят. Молча отошел в сторону, срезал три ветки – две рогулины и одну длинную тонкую. Забава тем временем повозилась под плащом, вынула из-за пазухи мокрую рубаху, повесила у огня.
– Ну рассказывай. – хмуро проворчал Вольга.
Был бы рядом с ней кто другой, Забава бы ни за что не заговорила бы. Подруги, которых у кузнецовой дочери почитай и не было, в глаза выслушали бы сочувственно, а после на посиделках зубы скалили бы. Парни… да Забава со стыда сгорела бы, а не призналась бы никому из парней! Иное дело Вольга – сколько себя помнила, он был рядом. Играл с ней, защищал от страшного дворового пса, стучал с батюшкой молотом в кузне. Утешал, когда умерла матушка. Словом, был вроде брата. Забава вздохнула, поплотнее укуталась в плащ, и заговорила.
– Люблю я его. А он… он и не смотрит на меня. Правильно, что ему какая-то кузнецова дочка! Батюшка невесту сыщет завидную.
Вольга вздрогнул, будто его обдало горячим паром. Не надо было большого ума, чтобы догадаться, что Забава говорит о Перваковиче. Вон, как старалась, чтобы "Змей" ее поймал! Еще весной Вольга заметил, как поглядывает на Нечая рыжеволосая красавица. То и дело встречается им на пути: проплывет мимо с коромыслом на плечах. Или быстрой тенью мелькнет возле двора, на котором живет Нечай. А на посиделках Забава так жарко краснела при одном только взгляде на сына старосты, что о чувствах девушки не догадался бы только слепой! Нечай, однако, даже не смотрел в ее сторону. Вольга покосился на девушку – не заметила ли чего, и проговорил:
– Ну да. Зави-и-идную. Чудь белоглазую. Вроде сестриц его! Такую сам не полюбишь, так она приворожит.
Забава прыснула в кулачок. Сестры Нечая и в самом деле уродились лицом в мать-чудинку – светлоглазые, русоволосые, белокожие. Но тут же загрустила. Старейшина, похоже, и впрямь думал сосватать за сына девушку из соседней, чудской веси.
– Что же мне делать, Вольга? Как счастье приманить? Не батюшку же выковать просить.
– Зачем же батюшку… Можешь меня попросить. – Вольга как всегда усмехался, но сердце в груди колотилось – а вдруг и впрямь попросит. И вскинет руки на плечи. Неужели не сумеет он понравиться девушке? Но Забава со смехом пихнула его кулачком в бок. Потом вдруг ахнула. – А если… А если твою матушку попросить! Она не откажет! Сварит зелья приворотного! Вольга, миленький, попроси ее! Все, что хочешь, для тебя сделаю!
– Нет уж. – Вольга ни за что не признался бы, как больно ему слышать эти слова – Сама придумала, сама и проси.
Сварила ли Любава зелье для Забавы, или просто добрая Леля услышала девичьи жалобы, да и заронила в сердце Перваковича чувство, да только с тех пор когда Забава дала Нечаю поймать себя во время игры в «Змея», он изменился. Когда он снял личину и увидел чёрные глаза девушки, его поразила весёлая дерзость, искрившаяся в них. Парень вдруг подумал, что ни одна девушка никогда ещё так на него не глядела. У Нечая словно раскрылись глаза! Как он мог раньше не замечать этой своевольной красавицы? На следующий день он, как бы ненароком, заглянул к кузнецу Огнезару – Забавиному отцу. Поговорил с ним о том, о сём. Перемигнулся с девушкой…
А вечером Забава, счастливая и нарядная, появилась на лугу об руку с Нечаем. Вскоре все заметили, что Нечай всё чаще стал появляться на людях с Забавой. Уже завистницы начинали поговаривать, что кузнецовой дочери след бы поменьше вертеться рядом с парнем. Уже младшая Перваковна – первая невеста в Руссе – зло косилась карими глазами на счастливицу… Но та ничего не замечала. Даже когда Любава попробовала её остеречь по матерински, Забава лишь беспечно махнула рукой. Не для того добивалась она Нечая, чтобы оставить его по первому слову.