Неизвестно, чем бы кончился этот разговор, если бы не пришла взволнованная Любава. Огнезар встрепенулся – не стряслось ли чего с дочкой. Нечай под строгим взглядом ведуньи как-то сжался, притих. Любава же кивнула Вольге – идем, мол. Тот поспешил за ней. Мишата остался с Огнезаром и Нечаем. Один против двоих.
– Дядька Огнезар, да вы ж меня знаете. Меня же железо слушаться перестало бы. И Забава на меня не смотрела. Зато вон на посиделках только около него и вертелась. – Мишата кивнул на Нечая.
– Да мало ли девок вокруг меня крутится! Это я что, на каждой буду жениться должен! – Нечай возмущенно вскочил со скамьи. Вокруг красавца Перваковича и в самом деле постоянно собиралась стайка хихикающих в кулачок девчонок.
Огнезар, казалось, их не слышал. Он смотрел в след Любаве и Мишате. Что-то там еще приключилось с его доченькой?
– Хватит вам, пустобрехам. – Неожиданно резко одернул он парней. – Была бы Забавушка жива-здорова… А там уж разберемся. – Ты, лучше, малый, сходи, посмотри. как она там. – Огнезар просительно посмотрел на Мишату. Но сам же не выдержал и пошел вслед за ним. Нечай потоптался в одиночестве, и, видя, что его никто не держит, пожав плечами отправился восвояси.
Огнезар и Мишата остановились, не решаясь войти в баньку, хотя дверь была приоткрыта. Из жарко натопленной бани валил пар. По свежему белому снегу тянулась голубоватая цепочка следов. Любава, с распущенными волосами, с чащей питья в руке, казавшаяся воплощением богини в неверном освещении очага стояла над Забавой, вытянувшейся на лавке.
Рядом с Любавой стоял Вольга, изменившийся не меньше матери. Любавич был сосредоточен, как некогда на охоте, когда шел с братом по следу Хромого. Мишата невольно залюбовался братом. В чертах лица проступила неведомая сила. В глазах отражалось яркое пламя, фигура скрывалась в клубах душистого пара, валившего из котла на каменке. Вольга казался духом, пришедшим из мира Нави. А Любава – его жрицей. Забава лежала перед ними на скамье в длинной белой рубахе, вышитой по вороту отгоняющими болезнь узорами. На запястьях мерцали широкие медные браслеты, украшенные чеканкой – оберег от недоброго глаза, который Огнезар принес в первый же день, как заболевшая Забава оказалась в доме у ведуньи.
Пот пропитал легкую белую ткань рубахи, и стали видны острые плечи, маленькие груди девушки, тяжело и часто вздымавшиеся. Лицо ее было бледно, глаза ввалились, по высокому чистому лбу стекали капельки пота. Было видно, что Забава борется с болезнью из последних сил, но та одерживает верх. Словно в подтверждение этого над банькой с хриплым карканьем взмыл ворон.
Огнезар вздрогнул, сотворив обережный знак, и все не мог отвести глаз от зловещей птицы. Мишата же смотрел только на мать и брата. Любава тоже заметила ворона. На лице ее отразилась мрачная тень тревоги.
– Проси же! Скорее, пока не поздно!
– Кого? Кого просить, матушка? – Незнакомый Вольга обернулся к Любаве. Заметил на пороге Мишату.
– Дубина! Родича своего проси! Семаргла. – Мишата не знал, как вырвались у него эти слова. Однако они оказались верными.
Словно осенний лист слетела с Вольги тревога. Теперь он знал, что делать. Прикрыл глаза, протянул руки к ярко пылающему в печи огню. И заговорил на незнакомом, хриплом и отрывистом наречии. Мишате эти слова напомнили речь купцов с севера, жилистых и светловолосых, с кусочками зимнего льда вместо глаз. На поясе они носили мечи, а их корабли порой ощеривались головами морских змеев.
Огонь вспыхнул, словно кто-то подкинул в него сухой бересты. Языки пламени словно шарили вокруг – кто посмел потревожить огненного бога. Вольга замер, словно в потрескивании пламени слышал внятную речь. Кивнул и снова заговорил. Он просил, убеждал, угрожал. Мишате, хоть он и не понимал ни слова, было ясно, о чем просит брат. Унять жар Забавы. Вернуть ее в мир живых. Быть может, Вольга даже догадался сказать, что отнял девушку у водяного. Тогда Семаргл точно решит помочь – они с дедом водовиком давние неприятели.
Наконец Вольга замолчал. Он стоял опустошенный, словно только что оставил раздувать меха, пока дядька Огнезар доводит до белого каления заготовку меча. Потом медленно, словно бы нехотя, подошел к Забаве и положил ей на грудь ладони. От влажной рубахи повалил пар, девушка тяжело закашляла, беспокойно заметалась, словно стараясь скинуть с груди непрошеный жар. Но потом успокоилась, задышала ровнее. На щеках заиграл румянец.
Когда Огнезар опомнился и подлетел к дочери, она уже спала крепким сном завершившего тяжкий труд человека.