Галеру качнуло, отчего робкий сон спрыгнул с негра, и тот, зевая, потянулся в своем кресле. Видя, что его работник проснулся, гном обратился к нему:
— Что, Роли, как ты думаешь, долго мы будем тащиться еще? — человек, протирая глаза ленивой черной рукой, отозвался:
— А-а-а… э-у… не знаю, кэп. Думаю, что при таком ветре еще столько же, если не больше.
— Проклятый ветер! Сколько сидели на берегу, он дул так, что житья не было, а тут сели в лодку, отчалили, его и следа нет. Проклятье!
— Ничего страшного, кэп. Хуже будет, если буря на нас налетит: корабль легкий, берег близко — может и выбросить. Знаете говорят: "Затишье перед бурей". Вот то и оно. Лучше уже пускай так, оно спокойнее и надежнее…
— Ничерта оно не спокойнее! Проклятье! Сколько раз я говорил так по-дурацки, кэпом, не называть меня! Я — господин! Господин! Запомнил, дубина? Спокойнее, надежнее… да пускай лучше тысячи бурь рвут паруса, чем торчать здесь, как щепка в луже, как говно в прорубе! Сколько времени прошло, а? Я тебя спрашиваю, дубина!
Негр уже встал, вся его развязность пропала; он, исполин, стоял рядом с гномом в два раза его меньшим, и не знал, что делать с собой, куда девать свои громоздкие руки, и, покорно свесив голову, слушал, односложно, тупоумно отвечал:
— Месяц, господин.
— Ага! Месяц. А сколько мы товару продали за этот проклятый месяц?
— Да вроде ничего. — недоуменно пожав плечами, отвечал надсмотрщик.
— Вот именно, дубина! Ничего! А нам еще месяц так бултыхаться! И ты говоришь, что все нормально, что пускай все так же продолжается? Ничего страшного: пускай хозяин теряет свои деньги, свою репутацию, главное, чтобы моя задница была в тепле и целостности!
Со стороны гребцов послышался смешок, услышав который, чернокожий скосил на них глаза, приметил одного самого бойкого, посуровел, поднял голову и с внутренним трепетом сказал своему опять ставшему у борта лицом к морю начальнику:
— Я, господин, ничего такого не думал. К сожалению, я не могу управлять погодой, так что…
— Знаю, — резко оборвал его гном, и уже сдерженее, — и без тебя знаю. Проклятье! С самого утра настроение — дрянь. Иди, успокой эту сволочь, а то уж больно они разболтались.
Негр отыгрался на гребцах. Особенно сильно получили спины тех, кого он подозревал в тихих усмешках. Гном довольно улыбался: ему нравилось смотреть, как черная громадина лупит это быдло. Его быдло. А значит тупое и ленивое, так что пару душевных ударов им не повредит, хотя, конечно, переусердствовать не надо.
Через пару часов поднялся ветер. И вот проблема — непопутный. Темные тучи покрыли небо. В воздухе нехорошо запахло: запахло опасностью, бурей. Надсмотрщик, который к тому же исполнял обязанности по морской части, забегал, засуетился. Все ли в порядке? Все ли подтянуто? Сверкнула молния, страшно грохнул гром. Волны становились все бойче и бойче. Казалось, что гном навлек на себя беду: буря обещала быть злой. Гном нахмурился и стал, заложа руки назад, шатко ходить между рядами гребцов туда-сюда. Да… одно слово все не хотело уходить с дороги мыслей в его голове, создавая большую раздражительную пробку: проклятье! И даже мысль о том, что теперь хоть не так жарко, не утешала его. Он ходил чернее тех туч, что поливали их сверху дождем, но рабов не бил: одно неловкое касание могло вышибить дух из этих совершенно выбившихся из сил существ. Негр стоял у руля сам, упорно стараясь отвести корабль от берега. Несколько самых везучих рабов были поставлены у якорей, чтобы, если галеру слишком отнесет к земле, быстро побросать их в воду. Качка стала нешуточной, нос галеры то взлетал, то сильно падал, болтало направо — налево, мачта гнулась, как прутик. Надобно сказать, что несмотря на то, что гном не раз совершал и короткие, и длительные плавания, в бурю робел, да к тому же он плохо переносил сильную качку. И вот, когда темнота стала сдавливать горло, и корабль порядочно тряхнуло, так порядочно, что чуть не повалило всесильного гнома с ног, тот махнул рукой пробурчал что-то типа: "Выпутывайтесь сами" — и спустился в трюм.