Тут вдруг Эстер заскучала. Тишина угнетала ее, безмолвие старого парка. Она заторопилась домой.
Оказалось, однако, что двигатель автомобиля не в исправности. Обливаясь потом, шофер лежал под шасси. Он уверял, что изъян будет устранен не позже, чем через полчаса.
– Ах, как это неприятно! – воскликнула Эстер в досаде и немедленно властным тоном заговорила с хозяином, требуя кареты. У хозяина была, конечно, карета, но он позволил себе указать, что в карете до Парижа часа четыре езды.
Эстер наморщила лоб.
– Так вызовите по телефону автомобиль. Должен же где-нибудь найтись автомобиль? Я обещала барону Блау пить с ним шоколад после театра.
Венцель посмеивался.
– Позвоните в отель по телефону, – сказал он.
– Вы противный человек, – ответила Эстер, обидевшись.
Некоторое время она молчала, расхаживая взад и вперед по темному парку. Вдруг ей послышалось во мраке, будто Венцель смеется.
– Что вас смешит? – удивленно спросила она.
Венцель подошел ближе и дружески прикоснулся к ее руке.
– Вы меня смешите, Эстер Уэсзерли, – сказал он, – оттого, что вам так неприятно пробыть несколько часов вдали от Парижа. Автомобиль, разумеется, в полной исправности. Я поручил шоферу разыграть эту комедию.
Эстер остановилась. Окаменела во мраке, узкая, как статуя, от изумления.
– Какую же цель вы этим преследуете?
О, теперь уж она рассердилась не на шутку, и статуя стала как бы еще уже и неподвижнее.
Посмеиваясь и немного иронизируя, Венцель ответил:
– Не прикидывайтесь огорченной богиней, умоляю вас. Вы ведь видите, я сам сразу же разоблачил заговор, как только заметил, что вам не нравится здесь оставаться. Скажу вам также с полной откровенностью, какую цель имела эта маленькая комедия. В Париже вы всегда окружены роем людей, и, даже когда мы с вами гуляем вдвоем, мы все время находимся в толпе. Я уже давно носился с мыслью заманить вас в этот отель, случайно мною открытый, чтобы иметь возможность спокойно поговорить с вами о некоторых вещах.
Эстер пошла дальше.
– О каких же вещах собираетесь вы со мной говорить? – спросила она с напускным изумлением. Можно было подумать, что она совсем не догадывается, о чем может быть речь.
– Это вещь очень простая, – продолжал Венцель немного неуверенно и как бы ощупью. – Существует барон Блау, существует майор Ферфакс и…
–. И существуют еще другие, – перебила его Эстер.
В тусклом сумраке парка Венцель заметил, как блеснули ее зубы.
– Ну, хорошо, и еще другие. Но и я существую. И у меня нет никакой охоты играть комическую роль барона Блау или кого-нибудь другого, Эстер Уэсзерли!
И снова Эстер от изумления остановилась и превратилась в узкую, неподвижную статую.
– Я хотел поговорить с вами об этом подробно, но лучше нам, пожалуй, объясниться кратко. Вы должны принять решение, Эстер Уэсзерли: или я, или один из других!
Эстер рассмеялась. Это был легкомысленный, надменный и обидный смех. Венцель сразу потерял самообладание. Много месяцев сдерживал он себя по отношению к этой женщине, и часто это бывало ему нелегко. Но этот смех вывел его из себя.
– Не извольте смеяться над этим вопросом! – крикнул он слишком громко для джентльмена, подошел к статуе и схватил ее за плечи. Ее обнаженные плечи он ощутил как лед под своими руками, как обжигающий лед. – Этого вопроса я никогда не задавал женщине с такой откровенностью.
– Вы делаете мне больно, – тихо сказала Эстер, опустив голову. – О, сколько в вас дерзости! Я ненавижу решения. Быстрые решения мне особенно ненавистны. Вы отлично знаете, что я отношусь к вам не безразлично, Венцель, но я вас не люблю. Я не думаю, чтобы я была способна искренне любить.
Венцель ответил на это:
– Я ведь вовсе и не требую вашей любви. Я хочу только, чтобы вы стали моей женой.
– Это мне слишком мало, – ответила Эстер.
– Так будьте моей любовницей!
– Это мне слишком много, – ответила Эстер, усмехнувшись. – Но, быть может, – нерешительно продолжала она, – на этот счет мы сможем договориться, Венцель Шелленберг. Без всяких условий, слышите! Мы предоставим небу решение. Пойдем по этой аллее. Если промелькнет падучая звезда, – вы выиграли, а не промелькнет, – обещайте мне никогда больше не возвращаться к этой теме. Согласны?
– Согласен.
Они пошли по аллее, обратив к небу озаренные лица. Не успели они пройти десяти шагов, как по тверди пронесся светящийся метеор.
Эстер вскрикнула и схватила Венцеля за руку.
– Вы выиграли, Венцель! – воскликнула она и рассмеялась.
12
– Вот и ты, наконец! – промолвила Женни Флориан, радостно улыбаясь, и мягко обвила шею Венцеля своею нежной рукой. Ее глаза сияли глубокой и кроткой радостью.
Звуки ее ласкового и доброго голоса, нежно прозвеневшие гласные, проникли Венцелю в душу. Давно уже не слышал он этого прекрасного голоса.
– Вот и я, моя дорогая, – ответил он громко, с несколько напускною веселостью, чтобы скрыть волнение, охватившее его, когда он увидел сбегавшую по лестнице Женни, ставшую более хрупкой, немного осунувшуюся в лице. Никакого упрека не выражал ее взгляд. Он сердечно поцеловал ее в губы.
Женни повела его в дом. Повсюду – цветы, чтобы показать ему, как она радовалась его возвращению.
Да, вот Венцель снова в Берлине, и, казалось, ничего за это время не произошло, и все должно остаться по-прежнему.
Венцель стал проводить с Женни почти все вечера, чего раньше не бывало. Они бывали в обществе, в театрах, на скачках, но чаще всего обедали в доме у Женни. Венцель был ласков, интересовался всем, что ее касалось, вел себя, как хороший товарищ и друг. Но часто обнаруживал странную рассеянность, которой она раньше у него не замечала. Нередко Венцель вставал и начинал задумчиво и беспокойно шагать по комнате.
– О чем ты думаешь? – спрашивала она.
Венцель качал головой. На этот вопрос он ей не отвечал.
Женни, конечно, слышала про его знакомство с леди Уэсзерли, знала, что эта женщина интересует его больше других, но ведь не было же у нее повода усматривать в этой женщине причину его тревожного состояния.
– У тебя заботы? – спрашивала она, ласкаясь к нему. Венцель качал головою. У него нет забот.
– А может быть, у тебя все-таки заботы? – продолжала она допрашивать его. – Я ничего не понимаю в делах, да и не хочу говорить с тобою о делах. Но, может быть, у тебя деловые заботы? В Берлине говорили, будто ты потерпел большие убытки, спекулируя на франках.
Венцель расхохотался благодушно и весело.
– Как уморительно мал этот мир! – воскликнул он. – Вначале меня действительно пощипали изрядно. Я уже рассказывал тебе про одного знакомого банкира, некоего барона Блау. Ну вот, я был так глуп, что послушался его советов. Он уверял, что франк будет поддержан и поднимется. Никогда не надо слушаться банкиров. Я просадил на этом довольно крупную сумму, около сорока тысяч фунтов. Но затем барон Блау стал уверять, что франк упадет, а я на этот раз поступил обратно его совету и с лихвою отыгрался. Вот и вся история моей спекуляции на франках.
Неделю спустя Венцель уехал опять. Он прислал Женни цветы и поклон. Дела! Через три дня вернулся. Пробыл два дня и улетел в Лондон. Эти месяцы Венцель почти без перерыва провел в скорых поездах и на аэропланах: Париж, Лондон, Трувиль, Остенде. Чем дольше длились эти поездки, тем беспокойнее становился Венцель. С каждым месяцем Женни все больше в этом убеждалась. Чего раньше почти никогда не бывало, теперь случалось часто: Венцель был дурно настроен! Тот самый Венцель, который всегда утверждал, что только у дураков может быть дурное настроение. В прежнее время, когда Венцель бывал раздражен, то происходил какой-нибудь, порою сильный, взрыв, извержение гнева и желчи, а через несколько мгновений к нему возвращалось обычное душевное равновесие. Теперь это было иначе. Он сидел с хмурым лицом и молчал.