– Ну, пóтесь, что ли?
– Какая там пóтесь… Это особое такое прилажено… Да! Руль! Руль!.. И это суденко для батюшки покойного здесь по заказу делал старик один… он и теперь живет в Немецкой слободе! Так я велел его сыскать… и судно перевезти сюда на Яузу… И вот жду не дождусь, когда оно прибудет… Приходи ко мне от матушки скорее…
Последние слова царь добавил потому, что Лев Кириллович, увидев выходившую из церкви сестру-царицу, спешил к ней подойти и последовал за нею в ее покои.
– Что так скоро обернул, соколик? – ласково спросила царица, когда осталась с братом наедине. – Уж, видно, что-нибудь недаром… что-нибудь неладно? – с некоторою тревогою добавила она, заглядывая в глаза брату.
– Еще как неладно-то! Я такие вести привез, что и не приведи господи! Да только не пугайся, государыня… Нам здесь не грозит никакая опасность… Но уж зато что за дела в Москве творятся!
Лев Кириллович и руками развел.
– Что же? Что такое? Расскажи скорее!
– Нет, здесь слишком много толчется всякого люду, и уши лишние везде, куда ни обернись… А вот сейчас придет сюда наш князь Борис – тогда пойдем в твою Крестовую палату, запремся там и все обсудим… Знаю только, что надо принять меры… долее нельзя терпеть!
В это время вошел в комнату царицы князь Борис с Троекуровым, и все вслед за царицею ушли в ее Крестовую палату и заперлись в ней, поставив у дверей двоих стряпчих с приказанием никого не впускать и не подпускать к дверям. Затем царица села на стоявшую у стены лавку, а бояре ее обступили, а Лев Кириллович, понизив голос, рассказал им с большим волнением о вчерашнем похождении Ивашки Перепелки. Лев Кириллович заключил свой рассказ, обращаясь к царице:
– Воля твоя, государыня! А таких злодействий терпеть нельзя.
– Что же я могу сделать?
– Ты – государыня! Царица! Мать государя!
– Что вы скажете, бояре? – спросила Наталья Кирилловна, обращаясь к Троекурову и князю Борису.
– Страшные дела! – проговорил Троекуров. – Поосадить бы не мешало…
Князь Борис ничего не сказал и только перебирал свою густую бороду.
– Что ж ты молчишь, князь Борис Алексеевич! – обратилась к нему государыня.
– Да, правду-то молвить, я думал, что Лев Кириллыч пострашнее что-нибудь привез нам…
– Как? Это ли не страшно? Истязуют, мучат людей за то только, что были позваны к царю Петру в комнату, или за то, что у тебя побывали?..
– Что говорить! Нехороши дела, а все же нам в них путаться не след, Лев Кириллыч. Ну, положим, холоп твой все это видел и мог бы подтвердить – да не теперь нам с ними начинать! Не время – и не рука!
– Чего же ждать еще? – вспылила царица. – Чтобы сюда пришли, чтобы и здесь учинили расправу!
– Сюда они не придут, государыня. Царевна теперь не сделает ни шагу! Знает, что мы тогда клич кликнем… Ну а Шакловитому нам надо дать подурить, пока он сам себе не сломит шеи.
– Да ведь ты слышишь, князь, что люди гибнут? – почти вскричал Лев Кириллович.
– Слышу, боярин, – совершенно спокойно отвечал князь Борис, – и напрасно ты думаешь, что от тебя от первого слышу. Пропадают люди без вести – неведомо как… Вот хоть бы стольник Языков Григорий! Собрал к себе приятелей, поговорил с ними что-то громко за ужином, что, мол, «царя Петра только по имени знаем, а всем правит царевна», а на другой день ночью пришли стрельцы, забрали и его, и всех людей его, и был таков! Слышал, что и ссылают нынче и языки урезывают – без государева указа… И этих татар, что жгли, я тоже знаю; это те самые мурзы Ибраимко с Кондаралейкой, которые у нас здесь в Преображенском были и во всем нам хаживали…
– Неужели те, что невестку мою лечили травами? – перебил Троекуров.
– И царю Петру зуб заговаривали, – продолжал князь Борис. – Я слышал, что их тотчас же схватили, как только они пришли в Москву отсюда…
– И неужели же это все терпеть, сносить? – спросила Наталья Кирилловна, складывая руки и вглядываясь в лицо Бориса Алексеевича.
– До поры до времени, государыня. Да и вступиться-то нельзя – ведь с челобитною никто к нам нейдет? А самим ввязываться в дело и розыски начинать – избави боже! Мы же окажемся в виновных. И так изволишь знать, государыня, что на меня да вот на Льва Кириллыча давно уж зубы точат царевнины прислужники? Да к тому же есть у меня и поважнее вести, Лев Кириллыч!
Все переглянулись между собою и затем обратились к князю Борису, приготовляясь его слушать.