– А если они не захотят принять прошение?.. Не захотят читать его?..
– Тогда решено их к этому принудить, схватив Нарышкиных и князя Бориса и сменив патриарха…
– И он задумал все это выполнить с горстью стрельцов! Безмозглая башка!
– Господин Теодор человек смелый! – язвительно заметил Шмит. – Он уже давно играет своею головою.
Но князь Голицын уже не слушал его; он быстрыми шагами ходил взад и вперед по палате, обдумывая, как ему поступить, что предпринять… Потом, остановившись перед Шмитом, он сказал ему:
– Если вы мне сказали правду, то оказали большую услугу. Я ее не забуду. Но нельзя терять времени… Прощайте!
Шмит поклонился князю, быстро вздел парик, наложил бороду, надел очки и проворно выскользнул за дверь.
А князь Василий велел позвать к себе Куземку и приказал ему немедля оседлать двух коней и вывести их задами к часовне.
– Да не забудь под чекмень надеть кольчугу и прихвати с собой запас, который посподручнее…
– Без запаса по ночам не ездим, – сурово отозвался Куземка.
Затем князь Василий обратился к Кириллычу, сказал, что желает отдохнуть, и никого не приказал пускать на свою половину; а сам, прийдя в опочивальню, отпер стоявшую в углу скрыню, вынул из нее превосходную персидскую кольчугу, надел ее под опашень, сунул за пазуху кинжал, а в глубокие карманы опустил пару турецких пистолей. Затем, накинув на себя легкую бурку и прикрыв лицо башлыком, князь вернулся в шатровую палату и тихо вышел из дому знакомою нам потайною дверью.
Через несколько минут он уже скакал во всю конскую прыть к Теремному дворцу в сопровождении своего неизменного Куземки.
XVIII
Возвращение князя Василия Васильевича Голицына в Москву было такою неожиданностью, что о нем не многие узнали в тот же день. Даже и на всеведущей «площадке» утром событие это было неизвестно, и Шакловитый, уехав прямо из дворца на свой загородный двор, не знал о прибытии князя Василия до самого вечера. Только уже вечером, когда стали у него собираться на окончательное совещание его приятели из стрелецких начальных людей, он услышал, что князь Василий возвратился.
– Черт его не в пору принес! – пробормотал Шакловитый себе под нос.
Он менее, чем кто-либо другой, ожидал, что князь Василий успеет так скоро управиться со своими хлопотами и поладить с малороссийскою старшиною. Еще не далее как в начале прошлой недели Шакловитый получил от него письмо, в котором князь просил его о разных делах и ни единым словом не упоминал, что думает вернуться к концу августа.
«Ну да благо уж у меня все готово, – подумал Шакловитый, – все налажено… Так он и сам в ловушку попадется! Запляшет небось по нашей дудке поневоле!»
В том же духе говорил он и со своими приятелями, когда они под вечер собрались у него в задних хоромах на последнее тайное совещание. Тут были налицо все те, которым были розданы наиболее важные роли в «действе» новолетия на 1 сентября: и рыжий Обросим Петров, и быстроглазый Ларион Елизарьев, и суровый Алексей Стрижов, и буйный Никита Гладкий, и Егор Романов, и еще человек десять стрелецких начальных людей, да человек пять подьячих, между которыми более других обращали на себя внимание Агап Петров да Матвей Шошин – высокие, здоровые и красивые ребята.
Весь этот люд сидел на лавках кругом стола, накрытого браною скатертью и заставленного всякою соленою снедью, оловянниками с пивом и медом и сулеями с вином. Гости сидели без чинов, наливали себе, не спрашивая хозяина, – каждому была душа мера. На одном конце стола Агап Петров, под надзором самого Федора Леонтьевича, заканчивал на столбце общий список людей из стрелецких полков, назначенных в наряд к Кремлевским воротам на время «действа»; а Матвей Шошин переписывал на отдельные столбцы списки людей по полкам для передачи их в руки начальным людям.
– Ты сколько написал стрельцов к Никольским-то воротам? – спросил Шакловитый Агапа Петрова.
– А вот погоди, Федор Леонтьевич, сочту сейчас!.. Пятнадцать… двадцать, сорок – всех восемьдесят три человека…
– Ну и полно будет! А к остальным воротам – по сту?
– Нет, к Боровицким больше ста!
– Ну ладно… Оттуда, значит, и отбавишь для Никольских.
Агап принялся отсчитывать людей поименно и распределять по полкам, делая указание Шошину, между тем как Шакловитый поднялся со своего места и подошел к другому концу стола, где беседа становилась уже шумною и пьяною.