– Он колдует! Волшебствует!.. Бери, держи его!.. Я сам видел, как он след князя Василия Васильевича вынял… И теперь еще землю в руках держит!..
– Враки! – кричали другие. – Он больной; видишь, как бьет его, словно в лихоманке; это утин![14] Его еще не так шибает…
Около упавшего собралась такая толпа и поднялся такой шум, что Оберегатель невольно повернул от кареты обратно и осведомился о причине всей этой сумятицы.
– Из дворян такой человек объявился, который над следом твоим колдует, – объяснил Оберегателю досужий человек.
Князь Василий изменился в лице и нахмурился.
«Верно, оттуда подослан! Мало они меня донимают – еще колдовством известь хотят!» – подумал он.
И он подошел к толпе, все еще стоявшей над упавшим дворянином. Толпа почтительно расступилась перед князем Василием; но в ней не прекращался спор и крики: «Взять его! За приставы его! Колдует – да еще на Государском дворе!.. Нет! Он больной! Не троньте – отлежится!»
А несчастный все еще лежал ничком; его все еще било и подергивало какими-то конвульсиями; и в судорожно сжатых кулаках он по-прежнему крепко держал по горсти земли.
– Кто ты? – спросил Оберегатель. – Как тебя зовут?
Лежавший взглянул на князя Василия испуганным, бессмысленным взглядом и опять опустил голову, ничего не отвечая.
Другие ответили за него:
– Это здешний дворянин Ивашка Бунаков.
– Он больной, должно быть… – добавили несколько голосов нерешительно.
– Враки! – яростно закричали другие. – Прикидывается больным! Сами видели! След твой вынял и нашептывал над ним неведомо какие слова. За приставы его!
Оберегатель сумрачно окинул взглядом собравшуюся около Бунакова толпу и приказал взять его за приставы. Толпа смолкла. Подошли стрелецкие десятники и жильцы, подняли Бунакова с земли, поставили его на ноги; но он опять повалился на землю и забормотал какие-то невнятные слова.
Его подняли на руки; но чуть только хотели разжать ему кулаки и высыпать оттуда землю, как несчастный завопил так громко, что его поспешили унести с Государского двора.
Оберегатель приказал отправить его в Стрелецкий приказ и там допросить «с пристрастием», зачем он его след вынимал, а если окажется, что точно утином болен, то как смел он, знаючи за собою болезнь, являться с тою болезнью на двор великих государей и стоять на площадке.
И затем, приехав домой, князь Василий долго не мог успокоиться и все ходил взад и вперед по Шатровой палате, и все думал невеселые свои думы.
«И за что они меня гонят? Что я им сделал? За что напускают на меня все эти напасти? Мало им вражды и всяких подвохов – к волхвованию прибегать стали! Ну так пусть и разыщут – кто его подослал мой след вынимать? Пусть его пытают – доходят до правды!..»
Но при мысли о пытке князь Василий невольно вздрогнул…
«А если он ни в чем не виноват? Если он точно больной, страждущий… И его же еще из-за меня станут мучить, бить, истязать… Не послать ли туда?.. Не остановить ли розыск?.. Да нет, теперь уже поздно – теперь уж пошло дело… Уж попался он в руки заплечных мастеров немилостивых»…
Под вечер того же дня Кириллыч доложил, что Куземка вернулся и ждет приказаний князя.
– Зови, зови… Позови его поскорей ко мне! – вдруг спохватился князь и еще тревожнее зашагал по своей палате.
Куземка явился немедленно на зов князя и, переступив порог, тщательно припер за собою дверь.
Князю вдруг почему-то стало неловко, даже жутко с ним быть с глазу на глаз. Он ждал доклада и подробностей – но Куземка молчал как могила.
– Ну! Говори – как там… уладил? – спросил наконец князь, остановившись перед Куземкой и нарушая тягостное молчание.
Но Куземка, должно быть, или не понял вопроса, или не спешил на него ответом.
– Пожни-то Лыковские? – переспросил он князя нерешительно, переминаясь с ноги на ногу и оправляя кованый пояс.
– Какие там пожни! – нетерпеливо крикнул князь. – Я тебя о Ваське Иконнике спрашиваю, а ты мне о пожнях!
– Васьки… там… теперь, государь, уж нет больше…
– То есть как же нет? Сбежал?..
– Не то чтобы сбежал… а так, значит, совсем его нет…
– Куда же он девался?
– Сгорел… – глухо ответил Куземка, хмуря брови и искоса поглядывая по сторонам.
– Как сгорел?! – тревожно переспросил князь Василий.
– Да так… Хмельной пошел в баню колдовать… Должно быть, заропил…
– Ты врешь! – закричал князь Василий, в исступлении сжимая кулаки и подступая к Куземке. – Ты его сам сжег… ты его убил!
Куземка не тронулся с места и только, понурив голову, произнес как-то нехотя: