В это можно верить или не верить. Можно обращаться за помощью к религии или к науке. А можно до последнего иронизировать надо всем. Одного нельзя — не обращать на это внимания, особенно если ты писатель и наблюдательность вкупе с талантом аналитика — твоё главное оружие. Справедливости ради заметим, что в ситуации повести гомеостатическому мирозданию глубоко наплевать, верят в него или не верят, оно просто предлагает играть по своим правилам. В жизни всё ещё хуже, гораздо хуже: жизнь вообще не предлагает играть, ни по каким правилам, и потому от реального давления не помогают ни логические выкладки, ни молитвы, ни упреждающая стрельба, ни самоирония…
Так можно ли говорить, что материал для повести дали сами судьбы АБС, все эти неслучайные случайности, перерастающие в закономерность? Однозначного ответа не будет.
БН подчеркивал всегда и теперь повторяет, что творчество их никакого отношения ко всем вышеперечисленным событиям не имело и гомеостатическое мироздание — не более чем литературный образ. АН придерживался более осторожного мнения и на прямые вопросы частенько отвечал, что да, конечно, испытывал он на себе давление, вполне загадочное и тем более сильное, чем серьёзнее становились их с братом замыслы.
И, следовательно, каждый читатель волен выбирать более симпатичную ему точку зрения. Лично я выбираю точку зрения АНа не потому, что настаиваю именно на ней, а потому что для написания биографической книги такая гипотеза намного продуктивнее. Так, например, когда академика Иосифа Самуиловича Шкловского спрашивали, действительно ли он убежден в нашем одиночестве во Вселенной, он отвечал, что нет, конечно — просто, отталкиваясь от подобного утверждения, наиболее удобно выстраивать доказательную базу.
И вот теперь, покончив с этим затянувшимся предисловием и приняв как данность существование коварного Мироздания, проанализируем 70-е годы в жизни АБС под этим углом зрения. «Бог суров, но не злонамерен», — остроумно сформулировал как-то Альберт Эйнштейн. Мы предположим, что всё-таки злонамерен.
Небывалый за последние два столетия зной, случился и в Москве, и в Питере летом 1972-го, то есть за два года до написания повести. Потом жара тоже была, но не такая. А в 1972-м, во-первых, термометр зашкаливал в тени за 35 неоднократно, а во-вторых, жара держалась с июня и по август, и потому запомнилась всем. Даже тем, кто на целый месяц уезжал куда-нибудь в отпуск — в более прохладный Крым или Сочи. Ну а пожары лесные были такими, что даже советские газеты замалчивать их не могли. Нелепо врать, когда по утрам граждане выглядывают в окошко, а там сизая дымка висит в спертом раскаленном воздухе, и всё вокруг пропахло торфяной гарью…
Однако начнем по порядку. С января не удастся — нет никаких записей, а практически весь февраль 1970-го АБС работают в Комарове над «Градом обреченным» (название следует читать архаично — через «е», а не через «ё», что всегда подчеркивали авторы, так как название они позаимствовали от картины Николая Рериха). Это их самый большой долгострой и вещь по определению обречЕнная на долгую (или вечную?) жизнь в темнице письменного стола.
Может быть, поэтому Мироздание воспринимает её спокойно, равнодушно.
А стоит им только в апреле там же начать придумывать «Малыша» — якобы проходную, совершенно никчемную вещицу, — и сразу у БНа болят зубы, ангина, простуда, и расстроенный АН бежит за водкой — какая уж тут работа! Приезжает Ада, они переключаются снова на «Град», и всё постепенно восстанавливается.
Работа над «Малышом» шла вообще необычайно туго. БН объясняет это сегодня очень просто: оба не хотели над ним работать. Хотели они писать «Град», но это ведь только для души, а надо было ещё РАБОТАТЬ, то есть писать нечто такое, что напечатают прямо сейчас. Нет, было бы совсем неправдой утверждать что «Малыш» написан только для денег. Они вдвоём вообще никогда и ничего не писали только для денег (хотя деньги, безусловно, были нужны). Писать и тут же публиковаться было необходимо, чтобы про них не забывали, чтобы самим знать сегодня, сейчас мнение современников о себе, чтобы оставаться на плаву в широком смысле, чтобы держать марку. Вот для чего писали «Малыша».
А получилась-то совершенно гениальная повесть. И это я не для красного словца, а со всей ответственностью. Во-первых, считаю так не я один, а во-вторых, объясняю. Да, это была первая из прочитанных мною книг АБС — «Полдень» плюс «Малыш», — но прошли годы, я перечитывал «Малыша» много раз, в том числе и совсем недавно. Впечатление менялось, но ни разу оно не тускнело. Более того, я, наконец, понял главное: если б не эта маленькая повесть, сам мир Полудня не произвел бы на меня того магического действия, «Малыш» был не просто важным, но обязательным дополнением к роману в рассказах. «Малыш» был настолько же лучше ярче, сильнее «Полдня», насколько «Полдень» превосходил «Туманность Андромеды». Потому что «Полдень» — всё-таки наивен, как все вещи ранних АБС со всем их шсетидесятническим коммунизмом (даже для читателя 1976 года); потому что «Полдень» — это всё-таки сборник, недостаточно ровный в своей фрагментарности; потому что «Полдень» местами (подчеркиваю — местами) слишком описателен, поверхностен и даже условен. А к моменту создания «Малыша» придуманный авторами мир доведён уже до такого совершенства, что никаких объяснений не требуется, Мы просто верим с первых страниц, что этот мир существует, что авторы сами жили в нём, а значит, и мы обязательно там окажемся. Стопроцентный эффект присутствия достигается благодаря высочайшей отточенности каждой фразы, благодаря кропотливому и последовательному выстраиванию этого мира в течение десяти лет и, наконец, благодаря завидной вере самих авторов в предлагаемые обстоятельства (строго по Станиславскому). «Малыш», на мой взгляд, лучшая повесть всего цикла, Более выразительного и точного портрета той будущей эпохи Стругацким уже не удастся создать, потому что в двух последних повестях о мире Полдня они столь же последовательно займутся саморазоблачением. «Жук в муравейнике» — тоже шедевр, но только очень грустный, а «Волны гасят ветер»… Впрочем, об этом позже.
И кстати, быть может, не случайно «Малыш» стал единственной повестью АБС, переделанной для профессиональной столичной сцены. Спектакль Центрального детского театра (1984) в постановке его главного режиссёра Алексея Владимировича Бородина, говорят, получился не самым удачным, продержался на подмостках всего несколько лет, зато был полностью записан на ТВ и несколько раз транслировался. И вообще важен сам факт, что режиссёр увидел в этой повести чёткую, мощную драматургию.
Итак, появление на свет «Малыша», этой «благословенной вершины, купающейся в лучах солнца» (говоря словами старого утописта Эдварда Беллами), не могло пройти незамеченным для Мироздания. Мироздание сопротивлялось.
«Малыш» был написан в пять заходов, Работа над ним заняла собою почти весь год (параллельно с «Градом»). Последняя точка в чистовике поставлена 6 ноября в Комарове. И тут же АБС напишут заявку на сборник в «МГ». Придумают ему название — «Неназначенные встречи», — и предложат включить туда «Дело об убийстве» (именно под таким названием хочется им переиздать «Отель…»), свежеиспечённого «Малыша» и не написанный ещё «Пикник на обочине». Тираж этого сборника придёт из типографии через десять лет — в конце октября 1980 года, но об этом отдельный большой разговор впереди. А пока заметим лишь, что с заявкой они явно погорячились и вконец расстроили Гомеостатическое Мироздание.
В тот же день в Москве старшая дочь АНа Наташа выходит замуж за Эдика Фошко. То, что отца нет на свадьбе, — это нормально. Такой уж он человек: взял и чисто по-абызовски «облокотился» на все общенародные праздники, на все юбилеи, семейные даты и прочие условности, включая похороны, свадьбы и рождения детей. В комментариях тут нуждается другое. Что даёт мне право рассматривать Наташин брак как наказание за победу над «Малышом» и смелую заявку? А вот что.
Ну да, девушке всего девятнадцать, и для родителей это шок, но на самом-то деле молодые любили друг друга, формально были уже взрослыми, и они ни в чем не ошиблись, они до сих пор счастливо живут вместе (с 1991 года в США). Эдуард Фошко — крупный специалист в области информационных технологий и успешный бизнесмен, но… Читатель всё ждёт подвоха. И правильно. Это сегодня он крупный специалист, а тогда был просто студентом — без денег и без всякой жилплощади. И вот в квартире у АНа снова такой до боли знакомый дурдом: комнат много, а жить негде. Молодые — отдельно, старики — отдельно, среднему поколению Аркадию и Лене — что осталось, но есть ещё Маша пятнадцати лет от роду, от Наташи её выперли, и она теперь ощущает себя где-то наравне с любимым пуделем Лелем — покормить и погулять не забывают, но, в общем, никому не нужна — хоть удавись.