Выбрать главу

Плодотворность работы в 1972-м оценить трудно. Записи в дневнике АНа коротки, нерегулярны, записи в рабочем дневнике — ещё более скупы и отрывочны.

Уже на Старый Новый год АБС в Комарове. Увлечённо делают сценарий «Понедельника» для киностудии Довженко. Вроде и денег обещали, и на фильм надежда есть, и получается неплохо — самим интересно.

21 января забавная запись:

«В магазине продаётся „Ойло Союзное“, 2 руб. с чем-то».

Вообще, эту восточную сладость с типично советским названием обычно именовали в женском роде — ойла союзная, но с лёгкой руки АБС после «Хромой судьбы» средний род становится общепринятым.

Расставшись в конце января, они встретятся только в начале апреля и с 12-го по 23-е будут писать «Град». Дело пойдёт хорошо, и отдохнув друг от друга меньше месяца, они откроют следующий раунд 21 мая. И вот 27 мая будет закончен черновик «Града обреченного» и даже проведён полный подсчёт по дням — как писался этот роман в шесть приёмов с 19 февраля 1970-го. Объём большой. Темпы впечатляющие. Ситуация непривычная. Получилось не просто здорово — очень здорово. Они сами так считают. А похвастаться практически некому. Ближайшим друзьям? Да стоит ли? Ведь на этот раз они писали свою новую вещь, напрочь забыв о цензуре. Даже ненормативная лексика мелькает, а уж «неуправляемые ассоциации» завели авторов так далеко, что впору отправлять роман сразу в «Посев».

И что это на них накатило?

Расслабившись после завершения, думали над сюжетом космического мультика, заявку на который подадут 10 августа под названием «По следам „Космического Негодяя“», явно напоминающем о песне Высоцкого. Разделили обязанности. АН стал писать сценарную разработку, БН правил «Пикник». Первые замечания из «МГ» уже поступили, и пока ещё казалось, что всё в пределах нормы.

3 июня АН уедет в Москву, и вот там уже станет ясно, что удачи кончились и в целом год не задался.

Жара, торфяная гарь, тяжкие думы и начало восьмилетней войны с «Молодой гвардией» за издание «Пикника». В июле придет седьмой номер «Авроры» с началом повести, журнал благополучно закончит публикацию к октябрю, но в «МГ» всё отложится на неопределённый срок, как и предупреждала Бела ещё на стадии заявки. Конечно, никто пока и не подозревает, как надолго это затянется, в кошмарном сне не придумаешь таких сроков, но предчувствие нехорошее уже есть, тягостно на душе у обоих авторов, погано.

БН летом не столько отдыхает, сколько помогает жене по её научным делам. Жара немилосердная, но он продолжает работать, словно всем назло.

Так же прямолинейно сопротивляется Мирозданию Аркадий: что-то пишет, что-то переводит с японского и английского, с кем-то встречается, особенно часто с Марианом Ткачёвым. Именно в начале 70-х давние знакомые становятся настоящими друзьями. Пожалуй, в этот период никого ближе у Аркадия не было. Они начинают играть в «Звёздную палату», учредив загадочный орган, в котором Мариан значится президентом, его жена Оксана — почему-то королевой, а Аркадий — канцлером. 12 октября 1972-го сделана первая запись в блокноте Ткачёва, под которой стоят обе подписи:

«Плод господина Президента зачислен в Звёздную палату в чине лейб-рядового».

Оксана ждет ребёнка, и до самого рождения мальчика Саши 20 мая 1973 года чины и звания его будут неуклонно расти вплоть до майора (независимо от пола). Новорожденный сразу станет полковником, ну и так далее…

Благодаря Ткачёву круг общения АНа в очередной раз расширяется, но в итоге — как обычно — происходит, выражаясь языком спортивным, частичная, но весьма значительная смена состава. В новой весёлой команде состоят: Владимир Брагин, работающий на ТВ; Александр Исаевич Калина, одессит, друг детства Марика, крупный инженер- изобретатель, в конце 70-х уехавший в Америку; Леонид Спекторов по кличке Дантон, искусствовед; Василий Георгиевич Загорский, первый секретарь Союза композиторов Молдавии, регулярно наезжающий в Москву; Владимир Яковлевич Лакшин, блестящий литературный критик; Юлий Крелин (настоящая фамилия — Крейндлин, да уж больно тяжело произносить!), хирург и писатель. Тут же следует назвать и некоторых персонажей, уже знакомых по прежним годам, но тоже входящих в круг постоянного общения Ткачёва, и потому теперь АН видится с ними чаще: Аркадий Арканов, Влад Чесноков, Мира Салганик, Михаил Ильинский, Алексей Симонов, Эмиль Левин, Георгий (Жорж) Садовников, Теодор Гладков. С этими людьми он частенько сиживал и ЦДЛ, а ввиду некоторой стеснённости в средствах всё больше и по квартирам, или в заведениях попроще — например, в знаменитой «антисоветской» шашлычной на Ленинградском проспекте напротив гостиницы «Советская» (откуда и название). Туда удобно было заходить после посещения Литфонда или какой-нибудь писательской квартиры в районе метро «Аэропорт», да и до Марикова дома на Малой Грузинской — тоже пешком дойти, У Марика он, как правило, и бывает. Нередко даже ночует у него. К себе не очень зовёт. Во-первых, далековато, а во-вторых, Лена всю эту компанию во главе с Мариком недолюбливает, полагает, что толку от них никакого — одно пьянство и пустые разговоры. Разговоры, быть может, и не пустые, а пьянство — это да. В отсутствии видимого противника, то есть без чётко поставленных литературных задач с конкретными сроками, соблазн просто посидеть за столом в хорошей компании весьма велик. Но мы рассказываем о лете 1972-го. Что можно пить в такую погоду? Наверно, только пиво или сухое вино из холодильника. В общем, они так и делали, но ближе к ночи всё же переходили и на крепкие напитки.

Однако и это не помогало. Время тянулось мучительно медленно, словно кто-то заколдовал его. Несколько раз АН даже поддается на уговоры и пробует прятаться от зноя на чьих-то дачах. Например, у тетки Марика в Одинцово (там сделана единственная фотография, где сидят рядом АН, Ткачёв и Арканов). Оказывается, за городом нисколько не легче: на дачах нет душа с горячей водой, зато свирепствуют мухи и комары.

Наконец, наступает осень и становится чуточку веселее. 23 сентября Марик во второй раз женится, теперь на совсем юной восемнадцатилетней Оксане — это в свои-то сорок девять! Оксана очень мила, она наполовину китаянка. Свадьбу играют скромную — в загсе у «Белорусской» и потом у Марика дома, но даже для такого скромного мероприятия Аркадий в своей футболке от тренировочного костюма выглядит как-то уж слишком эпатажно. Лена не сумела уговорить его надеть нормальную рубашку. Про галстук и речи не было. На старой квартире можно было хотя бы взять у Ильи Михайловича. А теперь никто не знает, есть ли вообще в доме такой предмет — мужской галстук. Но репрезентирует АНа то, что он, конечно, становится тамадой на празднике, выдает экспромты, в том числе и стихотворные. Например, в таком духе:

На оливу, сей символ старинный, Не смотри однобоко и узко. Что такое олива? Маслина. Что такое маслина? Закуска.

Подобными виршами были исписаны все стены в кухне у Ткачева — по аналогии со знаменитым буфетом в ЦДЛ. Жаль, что после довольно скорого (в 1976-м) развода Ткачевых и ремонта всем было не до того, и надписи канули в Лету, как смытые волною рисунки на песке.

А тем временем (конец сентября — начало октября 1972-го) БН впервые едет за границу. Его пригласила в Польшу их переводчица и уже многолетний друг Ирена Левандовска. Тоже событие и, разумеется, приятное. Во-первых, сам факт, что выпускают, пусть хоть в братскую страну, а во-вторых, интересно же! Встречи в Варшаве в основном деловые — с издателями, точнее даже с бухгалтерами издательств. Ирена помогала собрать деньги со всех, кто был должен, а переводов к тому моменту накопилось уже много. Город тоже удалось посмотреть. Меж тем ни о какой перевозке валюты через границу не могло быть и речи. Да и какая валюта — злотые! Деньги надлежало тут же и потратить — на себя и на АНа (по возможности). Посоветовавшись, покупал что-то из одежды и обуви, а для себя — конечно, марки, чтобы деньги не пропали. Увлечение филателией ещё в 60-е было у БНа весьма серьёзным, а теперь он интуитивно или продуманно, но поступает мудро: марки — это грамотное вложение денег, перевод средств в некую универсальную валюту, легко перевозимую из страны в страну. Гонорары были не такими, чтобы на них жить, но всё-таки и не копеечными, тиражи-то в Польше совсем немаленькие: от 30 до 50 тысяч — это даже по советским понятиям нормально.