Обратно он едет, конечно, тоже через Москву, рассказывает о Варшаве АНу и друзьям, заходящим на огонёк. Хоть квартира и на окраине, но всё- таки у самого метро. Многие с удовольствием приезжают. Любопытно, что БН впервые видит эту квартиру именно осенью, правда, ещё по дороге туда.
Ну а почти сразу после отъезда БНа домой на них и сваливается знаменитая история с «Гадкими лебедями». Там же, в «Посеве», издают ещё и «Улитку», но это уже семечки. После «Лебедей» — пусть хоть всё издадут. Вот какая славная запись есть в дневнике:
«14.11.72 <…> Был у Ильина. Принял он меня любезно. Предложил писать протест. А наш протест насчёт СоТ остался у него, он его не передавал, лежит в моём досье. Досье претолстое. Намекнул, что окажет помощь с МолГв».
АН ощущает жуткую усталость и сбегает из Москвы вместе с Еленой Ильиничной в Малеевку. Там с 1 по 24 декабря он, не торопясь, занимается переводами, придумывает новый сюжет, названный после «Мальчик из преисподней», гуляют с Леной по зимнему лесу, они вместе выпивают по чуть-чуть и смотрят по вечерам кино. Семейная идиллия. Но на душе тревожно, ничего хорошего не ждёт АН от наступающего года.
В 1973-м первый приезд в Ленинград — в конце февраля, на неделю. Второй — через два месяца, ещё более скоропалительный. Но 23 апреля они успевают написать план «Миллиарда…».
«1. „Фауст, XX век“. Ад и рай пытаются прекратить развитие науки.
2. „За миллиард лет до конца света“ („до Страшного Суда“).
Диверсанты
Дьявол
Пришельцы
Спруты Спиридоны
Союз 9-ти
Вселенная…»
О как! За один день придумано всё: и название, и главная идея, и даже варианты объяснения происходящего с уже заложенной внутрь иронией. Особенно хороши спруты Спиридоны. Собственно, им и не надо было ничего придумывать, надо было просто записать не вчера возникшие ощущения. Ад и рай пытаются прекратить не развитие науки, а нагло и уже давно вмешиваются в их творческий процесс.
Как раз в этот период у АНа возникли известные обстоятельства, о которых мы вынужденно умолчим, но заметим, что именно они создали мощный фон, позволивший авторам предположить, что Мироздание больше не шутит, а бьёт по ним прямой наводкой и даже не из стрелкового оружия, а из каких-нибудь установок залпового огня. Надо бы залечь, затаиться, но они продолжают вести боевые действия, двигаясь мелкими перебежками вдоль линии фронта. Именно мелкими: там — неделя, там — вообще три дня. Меж тем написаны не только план, но и заявка на новую повесть — для «Авроры». Работать всерьёз мешает ещё слишком многое. Только 12 мая БН приезжает в Москву писать «Миллиард». Парадокс: такую ленинградскую повесть — начинать в Москве. Не иначе, пытались они перехитрить Мироздание, огорошить его первым опытом совместного творчества на новой квартире. Огорошили. Но выдержать удалось только девять дней.
И заметьте, как осторожно сообщает об этой работе БН, например, в письме Борису Штерну в начале июня:
«Будем писать новую повесть. Уже сейчас видно, что писать будет трудно — и сюжет не простой, и фон для нас необычный. Ладно — бог не выдаст, свинья не съест».
Следующая встреча состоится опять в Ленинграде, но уже для другого. АН нагрянул внезапно в 20-х числах июня и предложил срочно делать тот самый сценарий, придуманный в декабре. Якобы есть шанс запустить его в работу чуть ли не на «Мосфильме» (потом оказалось, что на Одесской киностудии, и деньги были получены именно оттуда). Идея увлекает обоих, и за три дня подробная разработка сценария готова.
А вообще лето в том году весьма бурное.
Маша поступает в Московский институт инженеров транспорта (МИИТ) — при поддержке Шилейко, который там преподаёт. Благополучно.
18 июля на свой сорокалетний юбилей приглашает в Переделкино самый знаменитый поэт в СССР — Евгений Евтушенко, приглашает АНа и, разумеется, Мариана Ткачёва, которого хорошо знает по своим поездкам во Вьетнам. Евтушенко и АН знакомы уже много лет, с большим пиететом относятся к творчеству друг друга, но встречаются редко — слишком разные круги общения, слишком разный образ жизни. Так было и в 60-е, и вплоть до последних дней АНа. Вот почему сегодня, когда я попросил Евгения Александровича поделиться воспоминаниями, он сначала был несколько озадачен, а потом предложил: «Давайте, я лучше напишу». И довольно скоро вручил мне два листа, исписанных размашистым почерком. Этот текст мне хочется привести здесь полностью.
Имена Аркадия и Бориса Стругацких останутся в истории отечественной и мировой литературы навсегда. И отнюдь не как имена писателей-фантастов, но как имена глубоких проницательных сатириков и реалистов-философов, изобразивших нашу эпоху метафорически. Как Джордж Оруэлл. Как Евгений Замятин. Как Рэй Брэдбери — в какой-то степени. Вспоминается «Улитка на склоне». Ею зачитывались ещё в журнале «Байкал» и в каком-то сборнике, с неё делали бесконечные копии, её добывали всеми правдами и неправдами. И повесть казалась загадочной, а сатира в ней мягкой, но на самом-то деле это было беспощадное разоблачение нашей сюрреалистической реальности, доходящей до идиотизма.
Совсем недавно мне рассказали, как в Йемене, когда он был разделён на два враждующих государства, в каждом из них сидел советский военный советник, инструктировавший местных, как лучше убивать друг друга. Знай я эту историю раньше, просто уверен, что рассказал бы её Аркадию, а он вместе с братом начал бы писать роман, наполняя сюжет их удвоенной безудержной фантазией.
Они предупреждали общество о многих его болезнях и опасностях, но общество — увы! — не всегда слышало их. И всё- таки что-то проникало в глубины сознания и подсознания современников, и если мы сегодня ещё не окончательно обыдиотились, несмотря на Ниагару ежедневной вульгарности и бесстыдства, низвергающуюся с телеэкранов и со страниц газет, то эта наша всё-таки неокончательная зомбизация — результат всходов тех семян, что проросли в душах лучших читателей Аркадия и Бориса. Их вклад в совесть отечества ещё неоценён, но философия завтрашнего мира будет — надеюсь! — основана не на «Ночном дозоре» — а на «Трудно быть богом», на «Сказке о Тройке», на той же «Улитке…». Дух отрезвляющих метафорических сатир этих больших писателей ещё поможет нам всем не превратиться в оруэлловскую «Animal farm». А, согласитесь, разве есть разница, под каким знаком она существует, хрюкает и размножается — под знаком капитализма или социализма?
Братья Стругацкие не требовали от нас беспрекословного «стругацкизма», но они были и останутся нашими любимыми учителями — антиоболванивателями.
Ещё одним местом, где собирались в 70-х настоящие «враги оболванивания», была квартира Владимира Петровича Лукина в самом начале Ленинского проспекта. Лукин — будущий известный политик, ныне уполномоченный Президента РФ по правам человека, тогда был сотрудником Института США и Канады, куда АНа по чьей-то рекомендации привели поиски заработка — хоть какого-нибудь, хоть технического перевода! С работой ничего серьёзного не получилось, зато они оказались симпатичны друг другу и стали встречаться регулярно. У Лукина собиралась интереснейшая компания: давно любимый АБС поэт и исполнитель Юлий Ким; другой бард — один из самых знаменитых в будущем — Алик Городницкий; писатель, литературовед, а в дальнейшем и политик Юрий Карякин; выдающийся философ XX века Мераб Мамардашвили, явно родившийся не там и не тогда — тяжко ему было в Советском Союзе, где, кроме марксистско-ленинской, никакой другой философии не признавали… Ах, если бы хоть кто-то записывал тогда увлекательные беседы этих интеллектуалов! Одна надежда: может, в архивах КГБ сохранились записи? Это даже не шутка — квартиру Володи Лукина, после длительной командировки в Чехословакию попавшего в немилость, должны были прослушивать.