Безусловно, главным событием 1978 года стала уже серьёзная работа над «Жуком в муравейнике». АБС потихонечку отбрасывают от себя всю надоевшую мишуру литературно-политических страстей и выходят на проектную творческую мощность.
В частности, приходит решение писать документальным стилем a la Юлиан Семёнов. Разрабатывается четкая структура, повесть расписывается по главам. Работа идёт то в Москве, то в Питере.
И наступает 1979-й — тяжелейший год в их жизни. Особенно это касается АНа. У него серьёзный кризис в отношениях с Еленой Ильиничной. И он с головой уходит в работу. С самого января они с братом встречаются регулярно. Черновик заканчивают 7 марта. Пишут всё время в Москве. В апреле начинают делать чистовик с немыслимой, непредставимой раньше скоростью. Вот характерная запись в рабочем дневнике:
«4.04 — Вечером А. едет выступать. Сделали 23 стр.»
Обычно даже за полный день у них бывало не больше семнадцати- восемнадцати, и то это рекордные цифры.
Они словно чувствовали что-то: надо успеть, успеть сейчас — потом будет просто невозможно. И успели. Чистовик закончен 30 апреля на 195-й странице, а в планы закладывали 180. О, как раскочегарились! И ведь ни слова лишнего.
Тут же появляется интересная запись:
«Человек, проживший много жизней…»
Эту идею АН воплотит один — года через четыре. Большой рассказ (или маленькая повесть) будет называться «Подробности жизни Никиты Воронцова».
21 июня исполнится ровно сто лет писателю АБС. Ни один, ни другой даже не вспомнят об этой шуточной дате. Не до того совсем.
26 июня родится внук АНа, Машин сын Ваня. Событие, конечно, радостное. Но ведь и нагрузки на всю семью резко возрастают. Тяжело. Елена Ильинична уйдёт с работы и, как выяснится, уже насовсем. Вопреки распространённому почему-то мнению, она не была просто писательской женой, она всё время работала. Грех было не работать с её элитным виияковским образованием, с её китайским и английским языками. Последним местом работы было синологическое отделение Института научной информации по общественным наукам (ИНИОН) АН СССР возле метро «Профсоюзная».
Теперь Елена Ильинична полностью посвящает себя дому и, в первую очередь, внуку. Даже пелёнки стирать ей приходится. Потому что у дочери после родов и, очевидно, на нервной почве слезает кожа с рук. Она ведь уже развелась с Володей. Тяжело это всё. И не случайно, когда АН приедет в роддом встречать дочь и внука, он, увидев младенца, воскликнет в ужасе: «Какой-то он красный, наверное, не жилец!» Эту историю теперь со слов Мариана Ткачёва пересказывают и публикуют как анекдот (действительно смешно: мужику за пятьдесят, а он в первый раз новорожденного увидел), а тогда, полагаю, не до смеха было всем окружающим. Дай бог Ивану долгих лет жизни! Но мрачное было настроение у АНа, и реплика получилась черноватая. Какие уж там автографы на книжках врачам и медсестрам!..
Тем летом самочувствие АНа будет вообще так себе. Укатали Сивку крутые горки.
6 августа в дневнике появится запись:
«Вчера впервые ощутил: лёгкие словно сожжены, резкая, но <…> боль где-то в глубине дыхалки, болит шея и чешутся зубы, и <…> в ушах, и болят руки в суставах, и немеют с мурашками ладони. Не стучит ли в мою дверь веслом Леоновский солдат?..»
Пропуски по тексту — это не купюры, это у него руки так ослабли, что почерк местами разобрать невозможно. А солдат с веслом — это, видимо, из «Дороги на океан», но смысл идиомы ясен без комментариев.
Следующая запись — уже после выписки:
«8.08–20.08 Был в больнице у Маркмана (№ 52), палата 181. Приступ стенокардии.
Звонил Гуревич…»
Неправильно он записал — была у него не стенокардия, а мерцательная аритмия. Хотя пока лежал в больнице, всё время делал какие-то записи, правда, по-японски, и они, к сожалению, не сохранились. Известно это всё от Юрия Чернякова, который тогда в связи с отпуском Маркмана стал его лечащим врачом и не только на эти 12 дней — на 12 лет, то есть всю оставшуюся жизнь.
В больницу к АНу многие приходили — поддержать морально, поговорить — и приносили, как водится, фрукты, соки. Но самым замечательным посетителем стал Шура Мирер. Черняков свидетельствует: это был первый в его практике случай, когда к больному пришли с баллоном пропана. А что поделать — лето, на дачу ехал. Уже в больнице АН по-настоящему сдружился со своим врачом. Потом Юрий Иосифович поздравит классика с днём рождения по телефону и, наконец, ещё через пару месяцев, уже в начале ноября, позовёт к себе. Там они, просидев до трёх часов ночи, выпьют чуточку слишком много и к метро пойдут по осенней наледи, поддерживая друг друга. Но, в конце-то концов, если врач разрешает…
А врач разрешил. Следовало учесть некоторые обстоятельства, хотя бы то, что АН не так уж давно приехал из Ленинграда с похорон матери.
Александра Ивановна умерла 18 сентября. Скоропостижно. В июне ещё вернулась из дома отдыха, и лето прошло вроде нормально, а тут прихватило сердце… Точный диагноз уже не имел значения. У неё была ишемическая болезнь, потом врач сказал: инсульт. А в свидетельстве о смерти написано: инфаркт.
Безумно тяжёлый год…
Квартиру мамы на проспекте Карла Маркса они тогда потеряли. БН объясняет сегодня:
«Последние годы мама жила в квартире одна, без соседей. Наверное, можно было и даже следовало бы за эту жилплощадь побороться, но, во-первых, я был для этого недостаточно практичен, а во-вторых, мне вообще мучительно было находиться в этом доме после мамы и без мамы».
Хочется привести последние строки из дневника Александры Ивановны, из той самой тетради, посвященной маленькому Арку и озаглавленной «Как рос и развивался мой мальчик»:
«Арк поседел, но всё такой же красивый, умный (правда, без зубов). Теперь он купил себе двухкомнатную квартиру. Дочь его Наташа (Леночкина) и родная дочь Маша вышли замуж, он уже дедушка. Один год мне хотелось бы вычеркнуть из его жизни, но да что уж теперь говорить… Един бог без греха. Если б был жив Н.Э., как бы он радовался успехам своего сына!
А мне вот будет 6 мая 78 лет. Невзгоды не убили меня».
А жизнь продолжается. 6 октября БН напишет в письме брату:
«Я тут занимаюсь только хозяйственными делами. Ребята помогают. Один бы я, конечно, ничего не сделал, а так почти всё уже сделано. Осталось только реализовать книги и вывезти мебель. Вот поправлюсь и доведу всё до конца. Наше собрание сочинений с посвящениями мамочке я придумал переправить тебе. Тогда у тебя высвободится куча экзов для ВААПа, для подарков и т. д. Но это — во благовремении».
Дальше суровый год тихо докатывался до финиша. «Жук в муравейнике» начал печататься с девятого номера в «Знание — силе». Переиздание «Понедельника» вместе с «Парнем» вышло в «Детлите» (это было ещё летом), заработал регулярно семинар молодых фантастов в Москве. На ТВ начала выходить при поддержке космонавтов Феоктистова и Гречко программа «Этот фантастический мир» с инсценировками фрагментов из книг, с разговорами о фантастике, с приглашением в эфир писателей. Раза три появлялся на экране и АН. Заканчивалась опала. Да и вообще, такая программа на ЦТ — событие почти невероятное — это была первая и последняя (!) цикловая передача, посвящённая фантастике на советском и даже на российском телевидении. Неужели что-то начало меняться к лучшему?
И наступает 1980 год, который, в сущности, будет ничем не лучше. Для страны и мира в целом — даже ещё тяжелее: боевые действия в Афганистане, бойкот московской Олимпиады, драматические события в Польше, покушение на Папу Римского Иоанна Павла, американские заложники в Иране — сплошное нагнетание холодной войны. Наконец, смерть Высоцкого. Будут и другие громкие смерти в том году: Джо Дассен, Олег Даль, Джон Леннон… И на этом фоне — работа АНа над весёлым мюзиклом «Чародеи».
В июле председатель Гостелерадио Сергей Георгиевич Лапин утвердил план выпуска телефильмов на 1981 — 1982 годы, и там значились «Чародеи». Конечно, в том, что намерен снимать Бромберг, от «Понедельника» уже на стадии сценария осталось совсем чуть-чуть, но зато отношение режиссёра к АНу отличное, учитываются его предложения и касательно музыки, и касательно текстов любимого Юлия Кима — всё можно обсуждать и согласовывать. Это интересно.