«Стругацкие не писали детских книг, но ни одна их повесть не научит ребёнка ничему плохому, а все их любимые герои — это прекрасные примеры для подражания».
Да, Стругацкие практически ничего не написали специально для детей, и «Детгиз» издавал их по чисто жанровому признаку. Но на книгах АБС воспиталось уже не одно поколение детей — результат безусловный и положительный. Наверно, это и есть главное.
Глава третья
КРУТОЙ ПОВОРОТ
«Видно, тот, кому надлежало ведать моей судьбой, был тогда ещё полон энтузиазма по моему поводу, и ему хотелось посмотреть, что из меня может получиться. И получилось, что всю свою молодость я провёл в армии…»
Поздней весной 1943 года в Актюбинске установилась отличная погода, деньки стояли тёплые, солнечные, тихие, словно и нет никакой войны где-то там за тысячу вёрст. И непонятно было вчерашним мальчишкам, курсантам 2-го Бердичевского, для чего обучают их всякой чепухе — вроде способа превратить сапёрную лопату в миномёт. А это не шутка. Действительно, какой-то народный умелец в чине старшего офицера предложил совместить трубу миномёта с черенком лопаты. Другой народный умелец в штатском сделал чертежи, устройство запустили в серию, и несчастных солдатиков обучали копать тяжеленной лопатой и стрелять из наскоро воткнутого в сухую землю под весьма случайным углом миномёта. Мины из него вылетали, конечно, но попадали, как говорится, не куда надо, а куда ветер подует…
И вдруг…
Перед самым выпуском в конце мая является в училище высокая комиссия из Москвы во главе аж с генералом и всем курсантам велят написать диктант. Ну, тут, конечно, выясняется, что некоторые даже буквы помнят не все, потому как грамоте учить их начали пару месяцев назад. Однако десятка полтора смельчаков отчаянно бросаются в бой с русским языком. Аркадий Стругацкий — среди них. Сданная им работа произвела неизгладимое впечатление на высокую комиссию. Три страницы текста написаны были без единой грамматической ошибки.
— Хочешь учиться в институте на переводчика? — спросил генерал.
— Хочу! — мгновенно ответил юноша, вытягиваясь в струнку.
— А японским языком готов заняться?
— А по мне, хоть китайским, — ответил он лихо.
Генерал улыбнулся с хитринкой и переспросил:
— Так какой же из них сложнее?
— Китайский, конечно, — сказал Аркадий уверенно, чем окончательно сразил генерала.
Кто это был? По одной из легенд, сам генерал-майор Николай Николаевич Биязи — создатель и начальник Военного института иностранных языков Красной армии (ВИИЯ КА), потомок старинного итальянского рода, интеллектуал, эстет, полиглот (14 языков), выдающийся спортсмен (мастер спорта сразу по нескольким видам), красный командир и дипломат. Учитывая столь феноменальный набор достоинств, рискнём предположить, что эту экстравагантную личность посередь войны нелёгкая занесла в актюбинское захолустье. Известно, что он действительно в первые годы лично набирал курсантов в только что организованный вуз, однако конкретных упоминаний о поездке в Северный Казахстан в биографии Биязи не обнаружено.
Существует иная, более правдоподобная легенда — юного Стругацкого заманил в Москву Игорь Дмитриевич Серебряков, будущий известный индолог и действительно один из первых преподавателей ВИИЯ. Но и эта версия не находит однозначного подтверждения. Да и откуда оно будет однозначным? Живых свидетелей того разговора не осталось, а всевозможным пересказам — грош цена. И потому очень соблазнительно предположить, что спасать будущего писателя АБС от верной гибели на Курской дуге явился, конечно же, герой «Полдня», отдаленный потомок Петр Петрович под видом Биязи либо Серебрякова — это уж кому как нравится. Или — более поздний персонаж, Прудков Агасфер Лукич, агент Госстраха и ученик пророка Мухаммеда. Но только в этом случае именно Петр Петрович (он же Агасфер Лукич) собственноручно же ловил Аркашу, отброшенного взрывной волной, и мягко переносил через острые прутья ограды во время бомбежки в Ленинграде осенью 1941-го (читайте «Хромую судьбу») и он же вел грузовик по льду Ладожского озера, а потом нёс замёрзшего, потерявшего сознание юношу с товарной станции на окраине Вологды в теплую санчасть; и уж конечно, Агасфер Лукич (он же Петр Петрович) провёл его неведомыми путями от Вологды до Ташлы. А ещё раньше — намного раньше! — под именем доктора Фролова в Батуме он делал операцию двухнедельному новорожденному Аркадию, которого в условиях дикой антисанитарии послереволюционного южного города заразили чем-то в роддоме, малыш весь покрылся гнойниками и, по мнению других врачей, выпихнувших его вместе с мамочкой из больницы, был уже не жилец… И сколько ещё надо этих доказательств «27-й теоремы этики»? Их можно десятками вспоминать! БН написал «Поиск предназначения» о себе, однако не менее яркие истории из жизни АНа разбросаны по всем их совместным книгам, просто не собраны воедино. Вряд ли стоит их собирать. Читателю рекомендую проделать забавный эксперимент — поднять из памяти случаи «волшебного» спасения собственной жизни. Уверяю вас, каждый насчитает их минимум пяток — сразу, навскидку!
Итак, в июне 1943 года судьба АНа совершает крутой и, вне всяких сомнений, счастливый поворот. Уже в середине месяца он оказывается в Ставрополе-на-Волге (ныне Тольятти), куда с октября 1941-го перевели военфак Московского государственного педагогического института иностранных языков (МГПИИЯ). Именно там, в эвакуации, он был переименован, и к нему присоединился военфак института востоковедения. Так состоялось формальное рождение ВИИЯ — приказом НКО СССР от 12 апреля 1942 года.
А почти весь выпуск 2-го Бердичевского был отправлен тем же летом на Курскую дугу. Там была мясорубка, и оттуда никто из них не вернулся живым.
У Аркадия началась новая жизнь. Новые начальники, новые друзья, абсолютно новый распорядок. Было интересно, даже весело. И было голодно. «Кормят нас на убой, — шутили курсанты, — пока сами не подохнем». «Чего у нас много? Вшей. А чего у нас мало? Еды». Почему-то подобные пассажи казались остроумными. В свободное время Аркадий и его новый друг Андрей Спицын — интеллигентный москвич, прибывший по той же схеме из эвакуации, из алма-атинского пехотного училища, — промышляли вдвоём. Ходили по окрестным дворам и трудились на одиноких женщин. Причем Аркадий со своим недюжинным здоровьем, как правило, таскал воду, колол или пилил дрова, а хитрый Спицын торговал интеллектуальной собственностью — показывал карточные фокусы, иногда с разоблачением оных, учил раскладывать пасьянсы и самым положительным образом гадал на картах же. Деньгами им не платили — где пару яиц дадут, где молока, где картошки, а где и целую утку.
Так незаметно пролетели три с половиной месяца, и началось обратное перебазирование ВИИЯ в столицу. Приказ об этом вышел ещё на излете Сталинградской битвы, 31 января 1943 года, а теперь уж и Курская миновала, и промелькнул вслед залетом дождливый сентябрь с заморозками по ночам, и облетела листва в городском саду, и потянулась по великой реке на маленьком буксире старая, ржавая, пропахшая рыбой и солярой черная баржа, на которую погружены были и сами курсанты, и весь их немногочисленный скарб, и вся библиотека института — изрядное количество грубо сколоченных ящиков с книгами и папками.
Плыли долго. Уже и снежок порою начинал падать. А осень выдалась ветреной, сырой и холодной, так что в Москве было даже здорово, когда их заставили идти пешком от Южного порта до Таганки — шесть, а то и восемь километров. И согрелись, и столицу увидели от окраины до центра. Вот она какая: необъятная, с высоченными домами, с широкими проспектами, с мостами!.. Мосты короче и словно бы массивнее ленинградских, и река Москва более узкая, чем Нева, но закованная в гранит не менее монументальный. А этот совершенно фантастический, сказочный Кремль, сего башенками, укутанными в камуфляж!..
Москвичи особенно радовались возвращению в родной город. Ведь теперь им разрешат жить дома. Андрею Спицыну — у родителей на Серпуховке, ездить вполне удобно на трамвае, Борьке Петрову (призван из Ташкентского пехотного) — у мамы в самом центре, в Большом Черкасском. Оттуда вообще пешком можно ходить на Таганку.