В 1980-м Стасу довелось в первый раз увидеть Стругацкого на выступлении в «Керосинке» — институте имени Губкина. И случилось первое чудо: АН выудил его записку с вопросом о Булгакове из целого сонмища других посланий. Ответ необычайно порадовал Стаса:
- Ну, знаете, Булгаков, это же… — АН развёл руками, показывая нечто необъятное. — Если бы мы могли читать его книги раньше, он бы ещё сильнее повлиял на нас.
А в начале апреля 1987-го Станислав столкнулся с АНом буквально нос к носу около магазина у метро «Юго-Западная». Подойти не решился, но сообразил, что писатель живёт где-то рядом. Позвонил в справочную службу, и случилось второе чудо — ему запросто дали номер классика. Вроде по закону и не должны были, но ведь бардак кругом, а Стругацкий — это вам не Громыко.
Потом был телефонный разговор:
— Я слушаю вас.
— Здравствуйте, попросите, пожалуйста, Аркадия Натановича.
— Это я.
- Здравствуйте, меня зовут Станислав, я очень люблю ваши книги, и я живу совсем рядом с вами, пожалуйста, приходите ко мне и гости.
— Ну, я понимаю вам это будет удовольствие, а что я с этого буду иметь? И, вообще, кто вы такой?
В этот момент Станислав сделался весь мокрый, но, собрав остаток сил, произнёс:
— Я — президент Ордена Святого Мики.
АН помолчал, слышно было, как он тяжело дышит в трубку, потом сказал:
— Ну, раз такое дело, придется уважить. Приготовьте-ка бутылочку коньяка, закусочку и встречайте меня у моего дома в субботу, четвёртого в девятнадцать нуль-нуль.
Он встретил АНа у подъезда. От дома до дома идти было минут семь. Сидели в комнате, пили коньяк, разбавляя его пополам минералкой — по инициативе АНа, конечно. И потом всегда так было: с яблочным соком, с лимонадом, с компотом, с чаем — но всегда пополам. Говорили в основном о книгах Стругацких, но АН заставил и Стаса рассказать немного о себе. Но вообще, потрясённый самим фактом встречи поклонник почти ничего не запомнил. Под занавес был подписан седьмой том «Библиотеки современной фантастики». Надпись была такая: «Президенту Станиславу и вицше Лене с наилучшими пожеланиями». Вицша, то есть вице-президентша Лена — это подруга Стаса, подошедшая в конце вечера. Вообще, по наблюдениям многих, у АНа существовал стандарт первой надписи для незнакомых и малознакомых людей: «Такому-то — дружески». На свежего человека это действовало неотразимо. А те, с кем продолжалось общение, постепенно дорастали до ласкательных имён, конкретных пожеланий и афоризмов. В случае со Стасом уже первая надпись получилась не совсем ординарной — рождалась уникальная дружба с первого взгляда.
Потом он проводил классика до дома, а как вернулся, уже не помнил совсем — осталось только ощущение абсолютного счастья.
Дальнейший рассказ будет логичнее вести от первого лица.
«Он бывал у меня ещё несколько раз. А я у него — намного чаще, пожалуй, чаще, чем раз в неделю. И так — три с лишним года до самого отъезда в Америку в декабре 1990-го.
Через некоторое время АН произвёл меня в магистры Ордена Святого Мики — сказал, что слово „президент“ тут не подходит.
У меня установились необыкновенно тёплые отношения и с Еленой Ильиничной. Когда АН работал, мы, бывало, подолгу беседовали с ней на кухне, как правило, о проблемах чисто практических или, как говорится, „за жизнь“. Я понимал, как нелегко быть женою великого человека, всю жизнь быть в его тени, поэтому я всегда старался быть с ней как-то помягче, понежней, и она чувствовала это и платила тем же. АН сам говорил мне о том, как она меня любит. Когда стало совсем плохо с продуктами и в магазинах уже не было ровным счётом ни черта, а на рынках очень дорого, я познакомился с мясниками, и за небольшую доплату брал у них прекрасные куски не столько для себя, сколько для АНа, и частенько сам разделывал это мясо на кухне под руководством Елены Ильиничны. Потом стал покупать и другие продукты. Я стал для них почти членом семьи.
(Вот тут я просто не могу удержаться от комментария. Такие отношения с Еленой Ильиничной были только ещё у одного человека — у Юры Чернякова. Но он-то всё-таки врач! В каком-то смысле ещё Мирер заслуживал почти полного её доверия. Но он-то всё-таки самый старый и верный из друзей. А кто такой Стас? Все, познакомившиеся с АНом существенно раньше: Ковальчук, Гопман, Бабенко, Прашкевич, Соминский — уверяют в один голос, что человеческого контакта с Еленой Ильиничной не получалось. Она не участвовала ни в выпивке, ни в разговорах. Иногда непонятно было, знает ли она, кто пришёл. Приходили-то многие. Раз звонят — это к нему. Посидели, поговорили, выпили. И никакого представления о том, что она вообще есть в квартире. Вот и ещё одно чудо в их отношениях! — А.С.)
Как-то АН спросил меня:
— Как твоё отчество?
— Ни за что в жизни не угадаете!
— Ну и?
— Аркадьевич.
Долго мы с ним смеялись. Нет, я не чувствовал себя его сыном, впрочем, допускаю, что он относился ко мне почти по-отцовски. Я же воспринимал его одновременно как небожителя, олимпийца и как старого, очень близкого друга.
Мы с ним сидели часами, попивали коньяк, я пел ему песни. Вообще, гитара ему не нравилась, но, помню, звонит однажды: „Бери гитару и беги ко мне“. Прибегаю. „Мне, — говорит, — песня приснилась, подбери музыку“. Однако мелодия, которую он пытался изобразить, его не устраивала — чувствовал: не то получается. А вот стихи я потом увидел в его книге „Дьявол среди людей“:
Странная была песня, и мотив странный — не то марш, не то тоска предсмертная.
А иногда под хорошее настроение АН пел мне песни на японском языке.
Про войну рассказывал, как они эвакуировались, как служил в армии переводчиком. Я почти ничего не помню конкретно, в душе остался его голос и сама атмосфера этих часов, проведённых с ним. Чтобы рассказывать об этом, надо быть очень крупным писателем, как Томас Вулф, например, или как АБС, а я — всего лишь читатель.
Однажды я получил ещё один, новый титул — Ируканских дел мастер. Это случилось так.
Мои хорошие друзья из Тбилиси попросили подписать у АНа несколько книг для одного из них — Важи — главного любителя АБС. Надписи были исполнены творчески, в лучшем виде, и, прилетев в Грузию, я вручил почитателю бесценный подарок. Важа — алаверды — в день моего отъезда принес три ящика коньяка „Варцихе“ из спеццеха, поставлявшего напитки правительству СССР. Это был не коньяк — это был нектар. До поезда он меня проводил, и в Москве, на Курском, слава богу, друзья встретили, а вот короткое расстояние от своей квартиры до квартиры АНа мне пришлось преодолевать самому. Причём непременно хотелось принести сразу всё. Я взял три огромных сумки — две в руки и одну через плечо. Наверно, двигался с остановками. Но всё равно пришел весь мокрый и красный. Да ещё старался не бренчать на входе, чтобы интереснее был сюрприз. Короче, я впёрся прямо в кабинет, уже там отдышался и сказал: „Это Вам, Аркадий Натанович, спасибо из Тбилиси за книжку с автографом“. И стал одну за другой доставать бутылки и ставить их аккуратненько, рядочками на его стол. Где-то после шестой или седьмой АН буквально заорал: „Лена! Иди скорей сюда!..“ Вынимая последние ёмкости, уже не умещавшиеся на столе, я торжественно произнёс: „К полудню Том Сойер утопал в роскоши“. Вот тогда АН достал какую-то книгу и надписал её: „Ируканских Дел Мастеру…“ Никогда ещё ни одна книга не доставалась мне так тяжело. А называть коньяк ируканским я начал задолго до этого случая. АНу понравилось, и он с тех пор неизменно предлагал: „Ну-с, пора употребить ируканского“.
Единственная моя встреча с БНом была в октябре 1990-го. И тогда мне был подарен уникальный экземпляр шуточной купюры „Два Стругацких“, напечатанной фэнами к 65-летию АНа. Почему уникальный? Да потому что братья точно знали, что они расписались вдвоём только на этой единственной банкноте. Существует ещё несколько таких казначейских билетов, подписанных ими по одиночке.