А в 1965-м до конца года они встретятся ещё два раза — в Ленинграде будут писать свой «Лес» неделю, с 9 и по 15 октября, а в декабре впервые поедут в Комарово. Зачем так далеко мотаться в какую-то Гагру, если совсем под боком замечательный дом творчества и тоже на море? Именно в Комарове они будут отныне работать чаще всего. Но первая встреча с этим местом была несколько настороженной, да и продолжение в тот раз получилось не совсем ласковым.
«6.12 — Прибыли в ДТ Комарово. Расположились. Всюду следы стаканных донышек. В шкафчике 4 малыша и полбутылки „333“.»
Малыши — это то, что позднее станут называть мерзавчиками, пустые, разумеется, а вот полбутылки «333» — это явно недопитый портвейн, на радость какому-нибудь алкашу. Но самая милая деталь — это следы стаканных донышек. Не важно, пили из стаканов бормотуху или чай. Важно, что следы остаются только на очень старой, потрепанной мебели и там, где плохо убирают. В общем, не «Хилтон», но всё равно уютно. Им будет хорошо работаться в Комарове.
«7.12 — сделали 8 стр. + 2 стр. вечером. Арк отбил себе внутренности. Стонет. Катались на финских санях».
Уж не сломал ли он себе снова ребро? Они у него так легко ломались… И вот торжественная запись:
«18 декабря 1965. - сделали 8 стр. (117) И ЗАКОНЧИЛИ».
Свершилось. Уже вполне взрослая «Улитка» вползла в мир большой литературы. Она ещё не знает, какая ей предстоит тяжкая судьба, и в легкомысленной задумчивости шевелит рожками.
А братья тем временем, разогнавшись, уже не могут остановиться и тут же, 20 декабря набрасывают первый план новой повести — «Второе нашествие марсиан. Записки здравомыслящего». Потом наступает, как они пишут, осовелость. Дни и вечера заняты всякими обсуждениями, в частности важным обсуждением сценария «ТББ» для «Ленфильма». Но с каждым днём у них всё меньше серьёзного и всё больше простого трёпа — в конце концов, скоро Новый год!
Завершив «Улитку» (а она уже и называется, как надо, они даже выпишут для себя, сколько времени продолжалась работа):
«Итого встречались: март; ГАГРЫ; 1-й вариант
Апрель — май; ЛНГР; начало Переца
Май — июнь; МСКВ; Кандид
Октябрь; ЛНГР; конец Переца
Декабрь; Комарово; конец».
Это абсолютный рекорд и по количеству, и по длительности встреч за год.
Стругацкие оба не раз говорили, что «Улитка» — это их лучшая вещь, а БН, помнится мне, в 1990-м, выступая перед нами на Всесоюзном семинаре молодых фантастов, вообще сказал, что это единственная их повесть, у которой есть шанс прожить в литературе лет пятьдесят, остальные лет через 15 — 20 будут позабыты совсем. И это не было позерством — просто реалистичный взгляд на вещи. Характерно, что лет за сто до него примерно так же рассуждал Лев Толстой, отпуская своим романам не больше века. Как мы хорошо знаем, классик XIX столетия ошибся. Ошибся и классик столетия XX. Если предположить, что БН помнил о толстовских прогнозах, получается, что он ещё и внёс пятикратную поправку на ускорение прогресса. И тоже промахнулся. Сегодня это уже очевидно.
Но, мне кажется, что ошибся он и в другом: «Улитка» — прекрасная повесть, безусловно, одна из лучших, но выделить её как единственную из всех я бы не рискнул. Тогда (сразу после написания, сразу после прочтения) она казалась совершенно особенной, исключительной. Сегодня — через сорок с лишним лет — уже не кажется. По каким объективным критериям составлять эту табель о рангах?
Лично у меня так и остались любимыми «Гадкие лебеди». Знаю многих, кто выше всех вещей ставит «Град обреченный». Знаю таких, для кого нет и ничего не может быть лучше «Понедельника». Знаю людей, верных навсегда «Трудно быть богом», и таких, кто превозносит «Пикник на обочине». Абсолютной вершиной их творчества называют и «Обитаемый остров», и «Миллиард», и «Жука», и «Малыша»… И всё это имеет право на существование. Я специально проводил такие опросы и лишний раз убеждался, что объективных критериев нет. Есть читательские, коммерческие рейтинги (разные по странам и по годам). Есть мнение литературоведов и критиков (тоже сильно дрейфующее во времени и пространстве). Есть самооценка авторов — и даже она непостоянна!
И всё-таки, на мой взгляд, есть одна вещь, объективная в достаточной мере. Назовем её пассионарностью, определяемой как сумма факторов: оптимального возраста, опыта, здоровья, душевного состояния автора. У нас авторов двое. Поэтому всё очень наглядно — как на картинке в учебнике по физической химии. У каждого из братьев своя диаграмма состояния, своя кривая, своя линия жизни. В стартовой точке они расходятся на восемь лет, из-за этого долгие годы пересечение невозможно. Потом пересекаются, но ещё слишком сильно не соответствуют друг другу. Идёт постепенное, затем стремительное сближение. Оно достигает своего пика, после чего линии жизни со всей неизбежностью разбегаются вновь. Теперь они уже умеют искусственно удерживать их рядом и достигать почти таких же результатов, как в самые лучшие годы, но всё равно оптимум приходится на середину и конец шестидесятых.
Возможно, вершина этой Фудзи — именно 1965 год, возможно — 1966-й. Но не сильно позже. Все достижения 70-х, тем более 80-х — это уже надрыв. Это уже как подвиг, и чем позднее, тем большей крови он будет стоить обоим.
А «Улитка» приползла к финишу тихо и торжественно, принеся с собой настоящий праздник.
Ах, как хорош был этот неожиданный мартовский снег на берегу южного моря!
Они сидели у самой полосы прибоя и смотрели на волны. На мокрой гальке примостилась крупная виноградная улитка. Откуда она взялась тут? Её же смоет в море, погибнет маленькая. Но нет. Вышло солнце, снег быстро таял. Улитка уползала от воды.
Что было более значительным событием года: создание «Улитки» или выход в свет «Хищных вещей»? Трудно сказать. Каждое по-своему отчеркнуло важный этап в жизни.
Рассуждая о «любимом конфликте братьев С.», АН сам вспоминает Ивана Жилина в качестве примера.
И действительно, уже в «ХВВ» главным становится не противостояние коммунара Жилина из мира Полдня загнивающему Западу (да и какой он, к черту, коммунар — спецназовец он, готовый драться и убивать, если надо) — а совсем другое: противостояние умного Жилина торжествующему дураку, хаму, потребителю. А мир там был совершенно наш, не слишком- то и разделённый на два лагеря.
И вот тогда Система, наконец, среагировала адекватно. Она-то себя очень чётко отделяла от другой — демократической, либеральной, гуманистической, — той, что за бугром. Поэтому именно «Хищные вещи…» испытали первое сильное и серьёзное сопротивление при прохождении в печать. Издать удалось не потому, что повезло (хотя и это тоже) — просто уже велика была инерция, то есть популярность и авторитет, заработанные прежними, «правильными» вещами. У начинающих авторов такая повесть не проскочила бы ни за что. Да и со Стругацкими начальство дало маху. Через год уже товарищи наверху спохватились и стали от обиды хлопать себя ушами по щекам: эх, не надо было им так много позволять!
Система подсознательно боялась их с самого начала, она же нутром чуяла, что это именно АБС готовы взорвать её изнутри. И Система сопротивлялась, ещё не понимая для чего, так, на уровне животных инстинктов: цепляясь репьями идиотизма к абсолютно безобидной «Стране багровых туч», пытаясь сделать фарш из «Возвращения» в мясорубке Главатома, подсаживая свои поправки в каждый рассказ, как паразитов в здоровый организм.
Система с туповатой методичностью покусывала всё подряд, выходящее из-под пера АБС, но только к 1965 году её движения сделались осмысленными и челюсти сомкнулись всерьёз. Правда, с первого раза промахнулись. Зато уже в 1966-м перекусили «Улитку» надвое, не дав ей пройти в печать целиком.
Ох, не случайно именно тогда появилась знаменитая записка ЦК, которую хочется привести здесь, если не целиком, то в значительной части. Она того стоит. Своими словами подобный «шедевр» не перескажешь, а для понимания всего дальнейшего просто необходимо знать, какие решения и на каком уровне принимались. Заметьте, именно к 1966 году и Система дозрела до соответствующего уровня тоталитарности, и Стругацкие, наконец, осознали себя морально непобедимыми, а потому свободными от любых догм и установок Системы. Нашла коса на камень.