Даже даты из дневника указаны без изменений.
Ну а кроме вождения, продолжается увлечение песнями под гитару:
Возвращаться Борис будет через Москву в самом начале октября. И здесь они многое обсудят и наметят на будущее. Брульоны вызовут настоящий фурор, до серьёзной работы над «Понедельником…» ещё далеко, но совместное желание написать нечто совсем необычное уже родилось.
Меньше чем через месяц, 25 октября, АН напишет брату:
«Жду писем, а особливо жду тебя. Пока неизвестно, когда ты будешь, трудно что-нибудь сказать о встрече на высшем уровне. Ведь Ленка работает. Встретиться можно только у нас в Москве. Это было бы смачно».
История умалчивает, встречались ли они в конце того года — записей никаких не сохранилось — но если не встречались, когда же они всё успели? А было, было им тогда, что писать!
«Возвращение», задуманное как роман ещё в конце 1958-го, осенью 1960-го было уже закончено в общем и целом, несмотря на все мешающие обстоятельства. В шестом номере журнала «Урал» за 1961 год публикуются, по сути, уже не отдельные рассказы, а первые десять глав романа, причем под дорогим АБС названием «Полдень, XXII век». Это потом, в издательстве, всплывет старая заявка, и так он и станет путешествовать по всем этажам и инстанциям как «Возвращение», и в силу извечного бюрократического идиотизма ничего уже нельзя будет поменять в последний момент. Да и не до того будет.
«Полдень» — книга совершенно особенная в творческой биографии АБС. Никогда и никем не признавалась она лучшей, да и не была таковой. В разных изданиях сильно меняла свой состав. И вроде как были в ней, так и остались до самого конца вещи необязательные. И сквозного сюжета в книге нет. И даже сами авторы так и не определились, что это: роман, как называли поначалу, повесть, как написано абсолютно во всех изданиях, или вообще собрание рассказов, объединенных некоторыми общими героями. Точного литературного определения не нашел никто. А по сути, это была модель своего нового оригинального мира. Ни много ни мало. По существу они первыми в нашей фантастике занялись миротворчеством.
Формально первым был Ефремов. Тут и спорить не о чем. АБС признают, что задумывали «Возвращение» как полемику и дерзкую попытку соревнования с ним. И когда они выиграли это соревнование — думаю, сегодня даже самые рьяные поклонники Ефремова не станут это оспаривать. Оказалось, что перед читателем единственный в нашей литературе цельный, живой и законченный мир, в котором готовы жить не только сами авторы со своими друзьями (как они это для себя поняли), но и миллионы других людей.
Мир Ефремова был и остался красивой, чистой, абсолютно нереализуемой схемой, талантливым памятником эпохе и её величайшим заблуждениям. И не случайно в этом своём мире Иван Антонович сумел поработать ещё лишь дважды: в «Сердце змеи» и в «Часе быка», да и то в последнем романе мир его начал трагически искажаться.
Мир Полдня АБС оказался на удивление жизнеспособным, развивающимся, адаптирующимся к новым условиям. Он просуществовал при поддержке самих авторов на протяжении десяти повестей и двадцати пяти лет, а потом самым непостижимым образом обманул время и сегодня, ещё через четверть века, остаётся таким же привлекательным и живым, несмотря на все катаклизмы, реформы и перевороты в сознании. Силою своего таланта АБС оторвались от догм коммунистической идеологии, породившей их Полдень, оторвались ещё тогда, практически сразу, только сами не заметили этого, и поэтому в наши дни новые, совсем юные читатели воспринимают этот их мир, благополучно обживают его и обустраивают по-своему. И уж конечно, вся современная фантастика (по крайней мере, та, о которой стоит говорить) выросла именно из этого мира. И если уж договаривать до конца, то и не только фантастика…
Вот что такое Полдень. Вкратце. Вот что удалось создать Аркадию и Борису в те три или четыре года на ещё стартовом, но уже триумфальном этапе своего соавторства. И совершенно не важно теперь для нынешних и будущих поклонников, что ещё делали они в то время. Но для нас-то как раз важно. Мы-то как раз об этом. А делали они многое.
Вот, скажем, БН не только по горам лазил и замерял прозрачность атмосферы, но ещё и в Пулкове наукой занимался. Участвовал, например, в работе специальной комиссии, учреждённой с целью проверки основных выводов из теории Козырева. Конкретно БНу довелось проверять результаты измерений снимков Юпитера. Козырев из этих результатов сделал вывод, что фигура Юпитера асимметрична — неодинаково сплюснута у разных полюсов, что и следовало из его теории. БН старательно проделал все измерения, но — увы! — ничего не подтвердилось. Конечно, от этих частностей до «вечного двигателя», придуманного в «Забытом эксперименте», было далеко, но всё равно обидно.
Конечно, в ту пору он уже был, в первую очередь, инженером-эксплуатационником по счётно-вычислительным машинам. И всё более романтичной представлялась профессия программиста, которую он так и не успел освоить, если не считать, что уже в начале 1980-х стал программистом-самоучкой — так, для собственного удовольствия.
А жил он после рождения Андрюшки тоже в Пулкове — не хотелось тесниться у мамы. И вообще, БН любит подчеркивать, что жили они не просто в общежитии, а в гостинице-общежитии — это было жилье рангом выше. А на самом деле куда ещё — к родителям жены в Череповец? Позднее, после выхода Андрея Иосифовича в отставку, родители переехали в Киев, но и туда молодым было ни к чему. Только Пулково — тут их всё устраивало. И для работы удобнее, и любят они свободу, независимость, и вообще, там было совсем неплохо. Настроение, атмосфера этой гостиницы хорошо передана в одном из ранних вариантов «Страны багровых туч» (фрагмент написан именно БНом):
«Они пошли вдоль длинного коридора. Гостиница-общежитие при Большом Северном ракетодроме начинала субботний вечер. Из-за стеклянной двери красного уголка доносился стук и лихие возгласы — там играли в пинг-понг. Прошел навстречу Зорин в полосатой пижаме, держа за ручку мальчугана в панаме, волочившего на веревке толстого белого кота. Кот сопротивлялся с молчаливым остервенением. У дверей пятого номера курил унылый молодой человек с пепельницей в руках. Ему не разрешали курить в комнате. Выскочили из-за поворота две хорошенькие нарядные девушки, наткнулись на Алексея, прыснули, застучали высокими каблуками вниз по лестнице в общий зал, откуда доносились звуки, напоминающие пластинку с массовой сценой из „Князя Игоря“, пущенную наоборот. Группа плечистых парней радостно хохотала вокруг очкастого с пышной шевелюрой: пышная шевелюра рассказывала анекдоты о пассажире, ехавшем на верхней полке. Из раскрытых дверей какого-то номера плыл табачный дым и звали Витю. Потом хор грянул популярную мелодию „Взвейтесь, соколы, орлами…“. Алексею вдруг стало очень весело и хорошо».
Простим автору «пластинку, пущенную наоборот» (как это возможно?). Картина в целом получилась очень живой и яркой, потому что БНу и в самом деле бывало там очень весело и хорошо. Бытовые неустройства ещё не расстраивали, а даже радовали иногда. И работать хотелось постоянно. И они работали. Много и продуктивно.
АН тем временем упорно продолжает переводить японцев и читает наших фантастов — в количествах, превышающих разумные пределы, — но было же интересно! Зачастую он не просто редактировал рукописи, но так добросовестно исправлял все ошибки авторов, что, сам того не ведая (а может быть, и ведая?), формировал вокруг себя новую фантастику, задавал тон, показывал пример, делал из набросков законченные картины, если было из чего делать, а, по счастью, было — таланты росли, как грибы после дождя, время такое… И хотелось выбирать не только лучшее, но и мало-мальски хорошее, ни крупицы не потерять, и он готов был за каждого переписывать неудачные фразы, и даже придумывать целые страницы. Нине Берковой приходилось сдерживать его, останавливать, буквально хватать за руку, а он никогда не жалел, ни времени, ни сил, ни нервов. И здоровья хватало, тогда ещё хватало. Он щедро разбрасывал свой талант во все стороны.