Я колебался и мучился от ожидания. Казалось, время тянется для меня бесконечно долго. Стороной я слышал, что Ненху-Ра, один, даже без своих ближайших помощников, занят составлением чьего-то гороскопа. Не только мои товарищи, но и храмовые жрецы недоумевали по этому поводу: верховный жрец сам составлял гороскоп только для фараона и членов его фамилии. Но я знал, чью судьбу читает Ненху-Ра в звездной книге, и к страху неизбежного объяснения с ним во мне примешивалось жгучее желание узнать предстоящее мне будущее.
Что сулит оно мне?.. Озарит ли радость мое измученное, исстрадавшееся сердце?.. Светлая ли радость волею неисповедимой судьбы определена мне в моем первом, земном существовании, или под покровом мрачной печали протекут мои дни?.. Откроется ли передо мной таинственная завеса, и станет ли ясна мне судьба, постигшая ту, чей образ ярко запечатлелся в моем сердце?..
Я был молод, и только что распустившийся в моем сердце цветок любви, сорванный беспощадной рукой, оставил по себе мучительно болящую рану. Мне казалось, что эта рана никогда не закроется, что самая жизнь потеряла свою красоту и давящим гнетом ложится на мою истерзанную душу.
«О жизнь, о вечная загадка, то манящая своею прелестью, то являющаяся невыразимым гнетом! Неужели ты затем и существуешь, чтобы вести человека к мраку небытия?.. Какой же смысл в тебе, если на конечной точке, к которой ты приводишь, стоит неизбежный, страшный в своей таинственности, призрак смерти?..» — так восклицал я, Аменопис, и тщетно искал успокоения.
Где она, чудным видением мелькнувшая передо мной? Вернется ли душа ее, как говорит учение жрецов, в тщательно сохраненное мною, по египетскому обычаю, тело? Где витает она теперь?..
О, как страстно хотел я услышать ответ на эти вопросы! И чем больше старался я вызвать перед собой образ погибшей девушки, тем яснее чудилось мне, что ее призрак реет надо мной незримо… И тут новая боязнь овладевала мною: — если дух ее отошел в обитель Авраама, то мне ли, звавшему богом Озириса, соединиться с ним, когда мое тело будет покоиться в саркофаге?
Нет, пусть лучше я откажусь от познания тайн, сулимых мне дивной наукой Ненху-Ра, пусть подвергнусь его гневу, — но возвращусь к вере отцов моих…
Иегова, Всесильный Бог Израиля, есть Бог отцов моих, и будет Богом для меня! Страна, где томились мои соплеменники, не будет моей родиной, и тело мое не будет покоиться в каменной твердыне, омоченной потом и кровью Израиля…
Так думал я, Аменопис, и принятое решение ободрило меня и успокоило мою смятенную душу. Теперь я ждал уже с нетерпением призыва Ненху-Ра, готовый высказать ему все, что считал непреложным и справедливым…
И вот час, решительный час моей жизни настал. Я получил приказание прибыть на кровлю храма в час, когда посвященные в таинства жрецы читают судьбы, от века начертанные в звездной книге неба.
Пройдя множество внутренних дворов, из которых каждый имел свое название, я поднялся по гранитной лестнице и ступил на площадку кровли.
Ночь покрывала долину Нила. Слабый отблеск ярко горевших на черном покрове светил падал на священные воды и мерцал на пустынной равнине. Необъятная, темная даль расстилалась впереди, и позади лежавший дивный Мемфис окутан был мраком, ибо давно уже был возвещен час, в который надлежало тушить огни.
Несколько жрецов в молчании созерцали течение небесных светил. При моем появлении один из них подошел ко мне:
— О, трижды счастливый Аменопис! — воскликнул он, — ты пришел сюда, как простой смертный, душа твоя сгорает от жажды познания, и ты выйдешь отсюда обладателем мудрости, хранимой нами из рода в род!.. Взгляни!..
С этими словами жрец указал мне на темную синеву неба и ярко горевшие в нем звезды.
— Тебе непонятна теперь связь, соединяющая небесные области с земной сферой! — продолжал он, все более и более одушевляясь с каждым словом. — Но наша земная сфера служит только отражением бесконечного… И там, в лазури, скрывающей землю, предначертано все то, что должна вместить в себе земля. Там — действительность, здесь — ее отражение. Там начертано все, что должно совершиться, а здесь оно только осуществляется. Смотри, Аменопис, вон горит и твоя звезда, под которой ты родился!..
Я взглянул по направленно, указанному мне жрецом. Над вечернею звездою, уже совершившею свой путь и едва мерцавшею, готовясь погрузиться в бесконечность, я действительно увидел незнакомое мне светило. Его блеск не походил на звездный: он горел ярко-синим огнем, лучи его переливались красными отблесками, а срединная часть, самое ядро, чернело, как бы заслоненное от глаза.