Волнения, сопряженные с событиями последнего времени, особенно же отношение, выказываемое мне Агнессой — все это волновало меня и поглощало все мои мысли. Теперь, когда я был уверен, что именно я заместил старого Мегди, я смотрел на подчиненных мне, как на слепых исполнителей моей воли…
Не я ли видел, как по мановению руки старого Мегди двое цветущих юношей лишили себя жизни, пылая радостной надеждой на будущее и ни секунды не задумываясь над страшным, роковым шагом, который они совершали!..
День кончался. Я обошел сады и убедился, что все исполнено согласно моему приказанию.
Из предосторожности я обошел и крепостные стены. Я не замечал сумрачных лиц встречавших меня федаев и не видел тонкой улыбки старого Мегди, когда он выслушивал мои приказания.
Я был властелином, которому слепо повиновались…
Чего было мне опасаться?..
XVII
И вот настал достопамятный вечер, предшествовавший ночи, полной страшными событиями.
По-прежнему на дворцовой террасе красовались пурпурные ложа вокруг богато убранного стола, мерцало пламя светильников, и благовонный аромат фимиама смешивался с благоуханием цветов.
Я ожидал моих гостей, возлежа на том месте, которое занимал некогда Мегди.
К этому времени собрались мои дай и ближайшие из моих начальников. Тревога, возвещенная в замке, уже успела распространиться далеко в окрестности, и стены крепости теперь вмещали в себе до шести тысяч федаев, не считая моих воинов. Отряды федаев расположились также в различных пунктах вне крепости и заняли все подступы к ней.
Если бы я был осторожнее, то заметил бы, без сомнения, что готовится что-то особенное: старик Мегди был особенно почтителен со мной, дай мои хмурились, а молодые федаи не могли скрыть своего волнения.
Я объяснял это настроением, вызванным событиями дня, и приписывал замеченное мною недовольство тому, что я, презрев все обычаи, принимал и чествовал в своем дворце непримиримых врагов исламизма.
Рыцарь Вальк явился на пир в сопровождении всех своих воинов. Их доспехи сменились шелковыми одеждами, на которых, впрочем, видны были следы трудностей похода.
Взойдя на террасу, рыцари сняли свои тяжелые мечи, так как не следовало на пирах, в присутствии властелина, иметь при себе оружие.
Я расспрашивал рыцаря Валька о его далекой родине и старался навести его на разговор о цели предпринятого ими похода. Но, видимо, он избегал прямого ответа. Зато сам он чрезвычайно интересовался областями, лежавшими на восток от Рудбара. Эти области хорошо были знакомы мне, прошедшему через них вдоль и поперек. Я давал рыцарю самые обстоятельные ответы и к удивлению своему замечал, как мои объяснения заставляли все более и более хмуриться его самого и его воинов.
Кубки наполнялись чаще и чаще; я видел, как все более и более оживлялись мои гости. Я сделал знак, по которому прислужники должны были наполнить чаши вином с подмесью гашиша. Я помнил свое состояние, вызванное этим наркотическим средством, и хотел заставить своих гостей испытать то же самое.
Лишь только одурманивающий напиток был разлит, как прислужники удалились, факелы осветили площадку, предназначенную для танцев, стены садов раздвинулись, раздались звуки лютней, и толпы танцовщиц выпорхнули из темной глубины.
В то же время появились одетые в белые одежды невольницы и осыпали моих гостей цветами.
Я приподнялся со своего ложа, держа в руке кубок с опьяняющим, веселящим напитком.
— Друзья! — обратился я к рыцарям, — выпьем за радости жизни!.. Я хочу, чтоб наш праздник кипел весельем!.. Насладимся всем, что дает нам жизнь!..
Франкские воины переглянулись между собой.
Рыцарь Вальк встал и, не поднимая своей чаши, почтительно поклонился мне.
— Благодарю тебя, повелитель, — сказал он, — за твое гостеприимство, на которое мы никак не могли рассчитывать. Мы участвовали в твоем пиру, хотя для нас не время пировать… Но теперь соблаговоли отпустить нас…
— Как! — вскричал я в удивлении, — вы хотите уйти теперь… Или не нравятся вам танцы моих рабынь?.. Или нехороша музыка лютней?.. Или некрасивы невольницы, служащие вам?..
— Все хорошо, властелин! — отвечал рыцарь Вальк. — Вкусно твое вино, прекрасны танцы твоих рабынь, и музыка лютней чарует слух… Но прости нас — мы не можем разделить до конца твой пир: данный нами обет связывает нас, и пока мы не исполним его, мы не можем нарушить воздержания… Отпусти нас!..