Волосы ее были распущены, она одета была так, как не одевались виденные мною женщины, платье ее было изорвано… Но это была она!..
Какая ненависть вдруг вспыхнула во мне при виде нее!..
Я подъехал к ней, схватил ее руки и, затянув их ремнем, зацепил его к своему седлу.
Мое забрало было спущено, и она не узнавала меня. Но я видел, что она от ужаса и изумления почти лишилась чувств.
— Начальник, — решился заметить Гастон, — может быть, эта женщина христианка!
— Она поклонница дьявола! — воскликнул я и тронул коня.
И Агнесса — моя бедная Агнесса — поволоклась за мной!.. Я видел ее страдания и наслаждался ими!.. Ее ноги скользили, она падала, поднималась, рыдала, но волнение не позволяло ей произнести ни слова.
Мы въехали в лагерь, и около палаток нас окружила толпа, с любопытством смотревшая на эту влекомую мною девушку.
Рыцарь! ведь ты дал мне клятву!..
Я наклонился с седла и шепнул:
— Ты не убежала от меня, Агнесса!..
Она отшатнулась в ужасе.
— Так ты!.. Это ты!..
— Да, я!.. Настал день, когда ты будешь моей.
Я тронул коня и повлек ее к палатке.
— Аменопис!.. Рыцарь!., восклицала она, упираясь. — Ведь ты дал мне клятву!..
Но я не слушал ее и, подъехав к палатке, слез с коня и вовлек ее внутрь. Здесь я поднял свое забрало.
— Аменопис! — вскричала она, дрожа от ужаса.
— Нет, не Аменопис, но рыцарь Лакруа стоит перед тобой! Рыцарь и начальник ордена братьев св. Креста!
Я вынул драгоценный крест и показал ей.
Испуг, радость, недоверие сразу отразились на ее лице…
Внезапно она пала на колени и, простирая ко мне руки, воскликнула:
— О радость!.. О счастье!.. Ты — ты принял крест!..
— Да, я принял его!..
— Возьми же, возьми и меня, господин мой!..
И она припала к моим ногам.
Какой внезапный переворот совершился в моей душе!.. Я поднял рыдавшую девушку и прижал ее к своей груди.
— Прости, Агнесса! — прошептал я.
— Тебя — тебя простить?.. О, благородный рыцарь!..
Она не могла говорить в волнении..
И в эту секунду раздались громкие звуки фанфары, подававшие знак о приближении неприятеля.
— Будь мужественна, Агнесса! — сказал я, отстраняя ее, — предстоит битва, и долг мой призывает меня!..
— Иди, иди, мой рыцарь! — воскликнула она, — и да хранить тебя крест!..
Если бы она знала мое святотатство!..
Но тогда сам я не понимал и не сознавал его.
Воины и рыцари были уже на конях; снизу, выходя из леса, придвигались стройные ряды врагов, и впереди них двигалось, несомое на носилках, гигантское изображение их властелина.
Крик негодования потряс воздух. Без команды двинулись вперед ряды воинов.
Как ураган, налетели мы на врагов и смяли их первые ряды…
Но тут из леса, со всех сторон, хлынули новые толпы свирепых, вооруженных секирами и палицами, высоких ростом богатырей-воинов…
Тщетно носился я взад и вперед, врубаясь в ряды врагов — тщетно разил…
Падали воины и рыцари, и лишь несколько человек теснились около меня.
— Туда, в лагерь! — крикнул я, вспоминая об Агнессе.
Мы обернули коней, но было уже поздно: оттуда, с горы шел неприятель, и впереди его рядов я увидал Агнессу…
О, с какой силой прорывал я и повергал на землю ряд за рядом, стремясь к ней!..
Вот я уже достигаю ее… Я не замечаю, что пали благородный Тельрамунд и храбрый Гастон, и что только один рыцарь Вальк сражается рядом со мной…
Я освобожу ее!..
Но вот — о ужас! — я увидел занесенный над нею нож, и громкий голос донесся до меня:
— Остановись, или она погибнет!..
Мой меч опустился — и вдруг со всех сторон обвились вокруг меня арканы, десятки рук напряглись, и вот я, свергнутый на землю, обезоруженный, лежал на земле рядом с Корнелиусом Вальком. И он, и Агнесса, и я — мы уцелели, чтоб попасть во власть свирепых поклонников дьявола!..
Здесь, собственно, кончаются записки Лакруа. Дальше от них остались незначительные, лишенные связи отрывки, — все остальное было уничтожено отшельником, в распоряжении которого была рукопись и который раньше был священником эйсенбургского прихода. Трудно сказать, что заставило его решиться на этот поступок, — боязнь ли, чтобы не послужило к соблазну все таинственное и необычайное, о чем повествовал кавалер Лакруа, или же противоречие его взглядов с учением западной католической Церкви. Для монаха римско-католика и подобная причина была бы достаточна.