Но только тело: душа почувствовала неизъяснимое блаженство и отозвалась на призыв…
Снова коснулось меня хладное дуновение, снова содрогнулось мое тело, и слабый, как бы из отдаления донесшийся до меня шепот коснулся моего слуха.
- Я возвращусь к тебе, мой Аменопис!.. Мрак смерти окутает тебя, и когда вновь душа твоя возвратится к земному бытию, ты увидишь меня, еще более прекрасною, чем видел раньше!..
Холодное дуновение коснулось уст моих, и все вокруг меня снова погрузилось в тишину и безмолвие.
Светильник возжегся и смутно озарил своды и стены. Ненху-Ра стоял около меня, и я чувствовал, что снова стал тем же Аменописом, каким был до появления дивных видений, вызванных таинственной силой умудренного недоступными знаниями верховного жреца.
Он глядел на меня с кроткой полуулыбкой, слегка подернувшей его сухие старческие губы.
- Что скажешь ты, Аменопис? - проговорил он. - Не согласишься ли ты с тем, что наша наука - не пустой звук и что она способна была дать утешение твоему страждущему сердцу?.. Вспомни: твоя душа витала в незримой обители… Что скажешь ты, Аменопис?..
Что мог сказать я?.. Мое тело ослабело, и усталость смежала мои веки. Действительно, правду вещало мне - мнил я - предвещание Ненху-Ра.
Так объяснил я тогда, вместе с мудрым Ненху-Ра, предсказание судьбы и бывшим со мной видением объяснил его исполнение.
О, как ошибались оба мы - и мудрый Ненху-Ра, и не просвещенный светом знания юный и полный жизни Аменопис!..
Иное исполнение суждено было дивному предсказанию… И оно исполнилось, исполнилось, как и все, предначертанное человеку велениями неисповедимых судеб!..
- Что могу сказать я, отец мой? - ответствовал я старцу. - Я знаю теперь, что жива ее душа…
- И что она вновь явится в телесном образе, как обещала тебе, ибо духи не лгут! - добавил Ненху-Ра. - Но ты устал, сын мой, и отдых нужен твоим силам. Когда живительный сон подкрепит тебя, я приду к тебе, и ты увидишь далекую будущность, предстоящую тебе, доныне сокрытую даже и от моих взоров. Следуй за мной, Аменопис!..
Я пошел за Ненху-Ра, едва двигаясь от усталости и всем телом ощущая потребность отдыха.
Ненху-Ра провел меня скрытыми переходами в каменную катакомбу, предназначенную, вероятно, для того, чтобы со временем служить усыпальницей кому-либо из жрецов, ибо посреди нее высился изваянный из гранита саркофаг.
Так показалось тогда с первого взгляда мне, Аменопису, и слова Ненху-Ра подтвердили мою догадку.
- Здесь никто не потревожит тебя, Аменопис, - сказал жрец, - это место предназначено для того, чтобы надолго, если не навсегда, сокрыть мое тело, после того как дух мой отлетит от него… Спи покойно, сын мой; я возвещу тебе час, когда надлежит тебе восстать и сделаться свидетелем новых дивных видений, в которых начертается предстоящая тебе судьба!..
Ненху-Ра удалился.
Я бросился на каменное ложе, и крепкий сон сковал мне вежды.
О, если б мог я знать, чем послужит для меня эта гробница, если бы я мог предполагать, что она надолго сделается нерасторгаемой тюрьмой моего тела и местом мучения для моего духа!..
Но и ближайшее будущее часто скрыто от глаз человека… И Аменопис сладким сном забылся на ложе, которое должно было послужить в скором времени гробницей для верховного жреца, могущественного Ненху-Ра.
Захлопнулась каменная глыба, служившая дверью, скрылся мерцавший светоч, и все погрузилось в тишину и безмолвие…
VI
Я спал тяжелым, странным сном… Как будто меня поглотила глубокая бездна, и тьма охватила меня… Я погружаюсь, лечу, несусь со сказочной быстротой, а тьма захватывает меня и давит железными объятиями… Я задыхаюсь; грудь моя судорожно поднимается; я хочу крикнуть и не могу…
Страх, подобный чудовищному кошмару, охватывает меня; тьма нависает, черным покровом надвигается на меня, - и вдруг, с последним содроганием, я чувствую, как душа моя отделяется от тела… Она снова, как тогда, в видениях, вызванных Ненху-Ра, парит в мертвом холодном мраке, но парит уже свободно, не связанная с телом…
Холодная тьма окружает ее…
И вдруг тьма осветилась… Яркий, до боли в глазах яркий солнечный свет… Горячие лучи так и пронизывают воздух; но они не согревают меня, не доходят до меня…
Развертывается голая, пустынная равнина, кое-где перерезанная песчаными холмами…
Ветер не колыхнет стеблей пересохшей, местами поднимающейся травы, и знойный покров навис над пустыней.
Я - или мой дух - взирал на эту картину, напоминавшую что-то знакомое…