— Эй, Терри, — крикнул мне Лонгтин из-за барной стойки, — тебе, кажется, уже пора!
Не обращая внимания на его слова, я засыпал Аво кучей вопросов. Поначалу он вообще никак не реагировал, но стоило мне заикнуться о борьбе, парень сразу заинтересовался. Сказал, что участвовал в юниорских состязаниях. Я поманил его пальцем, и тот согнулся, чтобы расслышать меня:
— Это прекрасно, сынок, но я имею в виду не борьбу, а профессиональный рестлинг. Знаешь, в чем их отличие?
Он не знал, и я совершил тяжкое преступление в отношении принципа «кейфеб» — сказал ему, что собираюсь нанять его для развлечения публики, что это всего лишь представление, и единственное, что в рестлинге реально, — это деньги. Деньги и мили, накрученные на спидометре автомобиля. «Этому научил меня Капитан Лу Альбано», — сказал я, но это имя не произвело на парня никакого впечатления. Тогда я спросил его, сколько он получает у Лонгтина, и продолжил расписывать сказочные перспективы, не забыв упомянуть о больших деньгах, что мы могли вместе заработать. Но Аво только без конца повторял, что бар закрывается, и елозил шваброй по полу, едва не задевая носки моих мокасин.
Только потом, гораздо позже, я понял, как мало повлияли деньги на его решение. Но тогда я не переставая твердил ему о долларах. Возможно, надо было попытаться соблазнить его чем-то другим — вниманием со стороны девушек, славой или необычайно пьянящим ощущением, что ты можешь заставить людей или обожать тебя, или ненавидеть. Но пока я распинался, Лонгтин вдруг вмешался в разговор из-за барной стойки:
— Так ты вроде собирался в Тусон?
Именно эта брошенная барменом фраза неожиданно заинтересовала Аво.
— Вы уезжаете из Лос-Анджелеса? — спросил он.
В его глазах появился какой-то особенный блеск.
— Если ты примешь мое предложение, то многие годы тебе придется жить в номерах отелей и в машинах, — честно сказал я.
Когда Аво спросил, как скоро мы сможем отправиться в путь, я понял, что достиг своей цели.
— С самого утра, — сказал я, поигрывая ключами в кармане.
Аво сказал, что раньше полудня не сможет. Я немного поломался для вида, но согласился.
На следующий день он подошел к моей «Каталине» с той самой красной поясной сумкой-кошельком на талии. На его лбу красовалась свежая ссадина.
— Что, прощальный подарок от Лонгтина? — поинтересовался я.
Впрочем, винить Лонгтина было бы несправедливо — он буквально за мгновение потерял хорошего работника. Но я был рад тому, что сделал. Во всяком случае, какое-то время я испытывал удовлетворение.
Возвращение в «Выстрел» чем-то напоминало вторжение в чужую собственность, ладно хоть вторгался я, а не ко мне. Думая, что вряд ли я еще когда-нибудь окажусь в этих местах, я решил все же зайти и посмотреть, помнит ли меня Лонгтин, как я его. Дочке Лонгтина, должно быть, уже исполнилось двенадцать. Черт возьми, почему к памяти прилипают чужие имена? «Выстрел в желудок», Лонгтин, его дочка — кажется, ее звали Харпер…
Открыв для Фудзи банку с тунцом, чтобы та не скучала в мое отсутствие, я направился знакомым переулком к «Выстрелу». К выкрашенной желтой краской двери бара вели пять ступенек, но не вверх, а вниз. Само помещение мало изменилось за эти годы — те же покосившиеся картинки с героями перестрелки у корабля «О’Кей», — но я сразу заметил главную перемену: за стойкой был не Лонгтин, а какой-то тип с выкрашенными в розовый цвет волосами, да к тому же весь в пирсинге. О как… Я забрался на табурет в дальнем углу напротив стайки подростков, которые, судя по металлическим побрякушкам на теле, явно были друзьями бармена. А тот согласился подождать, пока я обдумаю, что пить, и налил мне с собой стаканчик сливок — Фудзи любила это дело.
— Вы ищете Лонгтина? — спросил он, едва я заикнулся о бывшем хозяине. — Никогда не слышал о таком. Ну так что вам налить?
Да, я уже немолод, но я затягиваю волосы в хвост, и не только потому, что мне так удобно, а чтобы продемонстрировать вертикальные шрамы на лбу — их я заслужил не на ринге, а во время службы в ВМФ в сорок шестом. Когда я впервые пересек экватор, мне выбили на плече татуировку в виде двух перекрещенных орудийных стволов — и меня стали принимать за сидельца, хотя я ни разу не был в тюрьме. За последние тридцать лет я привык, что законопослушные граждане шарахаются от меня в супермаркетах, но вот эти детки в пирсинге совсем не удивились при моем появлении. Похоже, я сошел у них за своего. Ну что же, хоть это радует.
— Моя бывшая жена как-то раз сказала, что если нет денег на чаевые, то и пить не следует. Так что я просто так заглянул. Всем удачи! — без особого вызова произнес я.