Но разукрашенный перец за стойкой остановил меня и сунул кружку под кран. Хорошим он оказался парнем, о чем я ему сразу и сообщил. Слушая его, я понял, что все эти воткнутые в тело безделушки, розовая краска на волосах и привычка сбиваться в стаи — есть не что иное, как попытка избавиться от какого-то внутреннего страха. В этом смысле мы были с ним чем-то похожи.
Я поблагодарил его и поднес к губам кружку, а парень отошел к друзьям. Я успел выпить половину, когда он вернулся и спросил:
— Как, ты сказал, его звать?
Затем он обернулся и крикнул через плечо:
— Рауль, иди сюда!
Из кухни вышел мужик в таком же бежевом фартуке, что в свое время носил Броубитер. Новый работник подвязывал лямки гораздо свободнее, чем его предшественник, и почти не поднимал ступни при ходьбе.
— Ну?
— Вот этот старик с хвостом справляется о том, кто здесь работал до тебя.
— Его звали Лонгтин, — добавил я, проглотив слово «старик».
Рауль почесал свою козлиную бородку:
— Черт, вот мне делать нечего, как только думать об этом! Давно это было…
— А когда он уехал отсюда? — спросил я.
— Десять-одиннадцать лет назад, твою мать…
Рауль развязал фартук и подошел к стойке.
— Девчонки тут вовсю развлекались с музыкальным автоматом…
С этими словами он уселся на соседний стул и кивнул бармену, чтобы тот налил нам по пиву.
— Чаевые… — начал было я, но Рауль махнул рукой.
— Да, тут была история с Лонгтином, — сказал он, щедро обмочив усы пивной пеной. — Как-то раз он открывал бар, а этот парень стал к нему ломиться в дверь.
— Ох ты ж! — воскликнул один из посетителей. — Это ты о том самом ограблении?
— Типа того, — отозвался Рауль. — Только это не было ограблением. Тот чувак с пистолетом даже денег не взял, ничего такого. И вообще, он выглядел небедно. На вид — так себе. Коротышка, но одет был с иголочки. Костюм, обувь — все как надо.
— Ну, прям как гангстер! — произнес кто-то из компании.
— И чего этому гангстеру было нужно?
— Да то же, что и вам. Он сказал, что ищет какого-то чувака — вот только не спрашивайте, кого именно, — кажется, того, кто работал тут до меня. Может, он разыскивал своего hermano [7], я не знаю. Лонгтин сказал, что этот адрес дала этому чуваку одна женщина, преподавательница английского.
И вот тут-то я наконец вспомнил, как Лонгтин нанял Аво на работу. Я же знал эту историю. В его бар постоянно заглядывала немолодая женщина, преподавательница английского языка. Она работала с иммигрантами. Большинство ее учеников были из Латинской Америки, и она свободно говорила по-испански. Однако часть ее работы была посвящена языковой адаптации выходцев из Армении, откуда в Штаты переехали ее родители. Армянские ученики были, как она говорила, ее личным проектом, и помимо помощи в овладении языком она старалась как-то устроить их в американской действительности: хобби, спортивные клубы, работа волонтерами. «У меня есть новенький студент, — сказала она Лонгтину, — тоже из Армении. Огромного роста, но очень добросердечный паренек. Он мог бы стать вышибалой в клубе или разнорабочим».
Лонгтин согласился взять его к себе на работу, и учительница в знак благодарности принесла ему еще теплую домашнюю пахлаву с медом.
— А ты не припомнишь ее имя? — спросил я Рауля.
— Да… — кивнул тот, допивая свое пиво. — Ва-лен-ти-на… Она приходила сюда почти что каждый вечер. У нее еще была собака размером с крупную крысу, но Лонгтин не ругался на этот счет. Она постоянно совала мне свою визитку ESL [8] — а я такой про себя: «Да блин, достала уже, старая калоша, мы тут с тобой каждый день видимся, и я нормально говорю по-английски!»
— Это же расизм! — отозвался один из парней (кстати, единственный белый из всей компании).
Открылась входная дверь, и наш импровизированный симпозиум сам по себе закончился. Все вернулись на свои места. Я проводил взглядом Рауля, который захлопнул за собой дверь подсобки, одновременно завязывая фартук. Черт ли меня дернул или любопытство, но я крикнул ему вдогонку:
— Эй, у тебя не осталось хотя бы одной ее визитки?
Да, тогда я говорил Броубитеру, что в жизни существуют лишь деньги и мили. Но и время тоже существовало. В нашей работе не было межсезонья, не было больничных листов, не было профсоюзов, которые регулировали бы часы работы и минимальный размер оплаты труда. Не было ни страховки, ни пенсии. Мы были всего-навсего подрядчиками, эдакими фрилансерами, наемниками в средневековом смысле. Мы были бойцами или, скорее, шутами, которых нанимали сюзерены. Мы были обречены скитаться из штата в штат, чтобы наши уловки, секреты постановочного мастерства оставались тайной для публики. Для нас не было проблемой провести девять матчей за неделю, причем в пяти разных городах, а по выходным — по два зараз. А потом каждое утро тренажерные залы и мили автомагистралей между ними…