Однако женщина осталась холодна к моему комплименту и сразу спросила:
— А вы кофейный человек?
Говорила она по-английски, но подобный оборот заставил меня зависнуть, прежде чем я понял вопрос. Мина поинтересовалась, люблю ли я кофе, не против ли выпить чашечку с ней. Впрочем, я понял, что ей не нравится в помещении для моих любимцев.
— Ступайте за мной, — сказал я, но, прежде чем последовать в указанном направлении, она подошла к такси и что-то сказала водителю.
Пока я варил кофе, Мина задавала дежурные вопросы: как кормить? каков размер взрослого кота? какой у кёрла характер? — а я предлагал ей варианты имени для животинки.
— Правильно подобранное имя очень важно, — поучал я. — Это позволит котенку развиваться.
Женщина подошла к камину и стала рассматривать фотографию сорокалетней давности, на которой были изображены моя бывшая жена и брат Гил, сидящие рука об руку. На каминной полке лежал мой чемпионский пояс. Мина осторожно прикоснулась к нему, затем еще раз. Помолчав, спросила, готов ли кофе. Когда я вернулся из кухни, она сидела, положив подушку на колени, чтобы обороняться от кошек. Три из них с интересом посматривали на нее, притаившись под подлокотником. Я поставил чашки с «фолджерсом» на стол так, чтобы их не свернули кошки, — привычка, однако.
— Здорово, что вы решили приобрести котенка для вашей дочери, — сказал я. — Но вы, судя по всему, совсем не любите кошек.
— Когда-то я их любила, — отозвалась женщина. — Но, мистер Крилл, я должна сказать вам правду.
— Правду о чем? — спросил я, подыгрывая ей.
— Я приехала к вам не за котенком.
— Так, минуточку. — Я встал и скрестил руки на груди. — Тогда скажите, зачем?
— Вы ведь Терри Крилл, да? Энджел Хейр?
Она сунула руку в карман и достала черно-белый флаерс. Его края от старости замахрились, словно афишку погрызло само Время. У меня было чувство, что я заглянул внутрь застывшего янтаря. Большой Олимпийский зал, что в центре Лос-Анджелеса, 1979 год. Буян Родди Пайпер и Плейбой Бадди Роуз — главные бойцы того вечера. Под их фотографиями более убористым шрифтом указывались (без фото) поединки таких ребят, как Молния Паттерсон и Монгольский Топтун. И уже ниже было напечатано таким мелким шрифтом, что мне пришлось поднести флаерс к лампочке: Броубитер и его менеджер Терри Энджел Хейр Крилл».
Я взмахнул своими собранными в хвост волосами, совсем как раздраженная кошка. Кстати, не перекрасить ли мне шевелюру снова в белый цвет?
— Что вы имеете в виду? — удивился я. — Я, по-вашему, еще гожусь для этого?
Прошло ужасно много времени с того дня, как меня навещал последний фанат. Правда, эта женщина не была похожа на поклонницу — на ней не было футболки с какой-нибудь моей крылатой фразой. Но все же я был польщен тем, что она узнала меня, и уже искал глазами ручку поприличнее, чтобы подарить ей автограф, и тут понял, что глубоко заблуждаюсь.
— Броубитер, — сказала она.
Только сейчас я заметил на ее пальце обручальное кольцо.
— Вы ведь были его менеджером, да? А как его звали по-настоящему? Его имя?
Во многих отношениях я не такой уж приверженец старых традиций, но в одном остался тверд: я свято соблюдаю принцип «кейфеб», призванный поддерживать иллюзию реальности боя в профессиональном рестлинге. Сейчас многие разоблачают этот бизнес, но дело в том, что с десяток моих товарищей лишились жизни, отстаивая эту иллюзию, и из-за них я не мог просто так раскрыть секреты индустрии первой встречной дамочке, которой вдруг приспичило стать детективом.
— Броубитер, — сказал я, — был тем, кем он был, как на ринге, так и вне его, — мерзким, отвратительным типом, наихудшим из всех иностранных монстров, с кем я работал.
Нетронутая чашка кофе все еще стояла посреди стола.
— У меня есть молоко для кошек. Если не любите черный кофе, могу принести.
— Нет, — ответила женщина, забирая афишку и пряча ее в карман пальто. — У меня на родине кофе пьют малыми порциями. И только черный и крепкий.
Ее акцент я определил неправильно. Откуда она родом, я понял, как только она спросила меня про Броубитера. Но что было еще важнее, я понял, с какой целью она приехала ко мне.
— Вы заплатили таксисту за ожидание? — спросил я.
Она кивнула и вышла, а когда вернулась, наконец сняла пальто и сказала: