Стив пришел минут через десять — и сказал, по-настоящему улыбаясь:
— Привет, давненько не виделись!
Секунду-другую я улыбался в ответ, думая, что это мне, а потом понял: он говорит с Сэл. Последнее время она по работе часто бывала в разъездах. Стив прошел в квартиру и поцеловал Сэл. И тут заметил на диване брата.
— Привет, Кэм.
— Привет, Стив.
Было видно, что им хочется побыть вдвоем, так что, выждав несколько секунд, я поднялся. На кухне их заливал свет, а я стоял в полутемной гостиной.
— Ладно, зайду в другой раз, — скороговоркой просыпал я. И поторопился скорее убраться вон. Сэл выдала мне самый роскошный «Проваливай!»-взгляд, какой я только видел за всю жизнь.
— Не.
Я уже стоял в дверях, когда мне в спину прилетело это слово. Я обернулся — меня догнал Стив. Он с серьезным лицом сказал:
— Тебе не обязательно уходить, Кэм.
А я только посмотрел на брата, сказал: «Не волнуйся», — повернулся и вышел, сам не особо-то переживая. У меня ведь появились другие места, куда пойти.
Было еще довольно рано, так что я решил добежать до станции и успеть на поезд в Хёрствилл. В вагонном окне я увидел свое отражение: волосы уже отросли и топорщились упрямо и вразнобой. Черно было. Угольно-черно в окне, и впервые мне это почти понравилось. Раскачиваясь вместе с вагоном, я вглядывался в себя.
Улицу Октавии уже обернуло темнотой. Огни в домах были точно свет фонариков. Если крепко зажмуриться и открыть глаза, можно было подумать, что дома бредут в потемках, отыскивая дорогу. Мне казалось, что они могут растаять в любой миг. Пока я топтался у калитки, их иногда пересекали человеческие тени.
Я немного повоображал, как иду до крыльца и стучу в дверь, но я хорошо запомнил слова Руба. Он так и не побывал в ее доме. И даже ни разу не стоял на пороге. Меньше всего на свете мне хотелось бы перегнуть палку. Но мне до зарезу нужно было, чтобы Октавия вышла, тут уж не сомневайтесь. И все же я знал, что, коли придется уйти, так ее и не увидев, я уйду. Если уж я это осилил ради той, которой было на меня плевать, смогу и для Октавии.
И единственную украденную секунду я думал о девчонке из Глиба. Она пробралась в мои мысли, как домушник, и исчезла, ничего не взяв. Как будто в один миг былые унижения упали с моих плеч и остались лежать на земле. Полсекунды я удивлялся, как это я мог столько проторчать у нее под окнами. Я даже посмеялся. Над собой. Девочка из Глиба окончательно рассеялась через несколько минут, когда Октавия отодвинула штору на кухне и вышла ко мне.
Первое, что я заметил, прежде чем какие-нибудь слова спорхнули в воздух, — ракушка. Она висела у Октавии на шее, нанизанная на шнурок.
— Хорошо смотрится. — Я кивнул, протянул руку и взял ракушку в ладонь.
— Смотрится, — согласилась Октавия.
Мы пошли в тот же парк, что и в первый раз, но теперь не сидели на занозистой скамейке. Побродили по мокрой от росы траве и остановились возле старого дерева.
— Вот, — сказал я, подавая Октавии слова, записанные ночью в кровати. — Это тебе.
Она прочла, поцеловала бумагу и потом довольно долго стояла молча, держась за меня. Мы стояли, и я о столь многом хотел ее спросить. Мне хотелось узнать, какие истории живут в ее доме, чем они занимались с Рубом, почему он так и не переступил порога ее дома, есть ли у нее братья и сестры, как у меня. Но я ни о чем не спросил. Тут стояла какая-то стена, и, хотя я понимал, что однажды придется с ней разбираться, начинать это раньше времени не осмелился.
Я сказал, что мне нравится завывающий голос ее гармошки. Такой вот получался верх смелости на тот вечер, и даже эти слова не без труда выбрались у меня из горла. Слова — отличный строительный материал для мостов, но, думаю, многое решает выбор момента для строительства. Надо знать нужное время.
У ее калитки, когда вернулись, я обронил пару слов, почти нечаянно. Как будто голос сам заговорил за меня.
— Может быть, и ты скоро расскажешь мне что-то о себе.
Никакой неуверенности в голосе не было. Ни ноты сомнения.
Октавия смотрела на свой дом, в тусклый свет, растекшийся по окну.
— Хорошо. — Она смотрела просто и искренне. — Да уж, не все же по-моему делать, правильно? Нельзя утонуть в человеке, если он тебя не впустит. — Уж это точно. — Я тебя увижу в воскресенье?
— Конечно.
Потом, почти сразу, я поцеловал ей руку и отвалил.
Вернувшись домой, я дико удивился, застав на крыльце Стива, который поджидал меня.
— Я уж думал, сколько мне тут еще сидеть, — увидав меня, заклокотал он. — Час уже дожидаюсь.