Скажу тебе еще несколько слов о супруге Штефана-водэ, принцессе из династии Комненов. Она показалась мне невзрачной и напуганной происходящими событиями. Злые языки говорят, да и наши люди не замедлили сообщить мне, что грусть княгини Марии объясняется главным образом прелестью некой молодой княжны, дочери Раду Басараба, низвергнутого князя Валахии. Глаза молодой пленницы смотрят лишь на Штефана-водэ, на повелителя, завоевавшего ее. Словом, все свидетельствует о том, что и здешние князья и княгини — такие же люди, как и всюду на этом свете.
Более полезным оказалось для меня знакомство с неким придворным по имени Гаврилуцэ, который был в свое время, как и мой друг постельничий, боярином Басараба и обрел здесь приют вместе со своей боярыней. Красота сей женщины еще более пышная, нежели красота боярыни Кандакии. Не понимаю, как решаются приезжать сюда мужчины со своими супругами, в то время как я тоскую в одиночестве. Мне начинает казаться, что эти неосторожные мужья хотят облагодетельствовать одиноких мужчин, к числу коих отношусь и я.
Чернобровая и черноокая Дафина — супруга этого Гаврилуцэ — пристально посмотрела на меня. Узнал я, что она не любит своего мужа, и это обрадовало меня; вторая ее улыбка тронула меня до глубины души. Последний анекдот о ее любовных похождениях рассказал мне также постельничий.
Говорят, что стольник Гаврилуцэ вошел в комнату жены как раз в ту минуту, когда ее друг выпрыгнул в окно. Кто этот друг, Гаврилуцэ не разобрал. Муж грозно повернулся к красавице Дафине и потребовал объяснений. Но прекрасная боярыня упала на пол и притворилась умирающей. Любящий супруг по простоте души решил, что навсегда потерял ее и, терзаясь отчаянием, зарыдал. Госпожа Дафина не могла больше четверти часа терпеть его слез, падавших на ее нарумяненное лицо, и приоткрыла один глаз. Тогда он перестал рыдать и, боясь, как бы она вновь не потеряла сознания, торопливо спросил:
— Что случилось? Скажи, душа моя, что с тобой?
— Я чуть было не умерла со страха… — вздохнула она.
— А сейчас тебе лучше?
— Не знаю, дорогой мой супруг; я все еще дрожу. Я поправлюсь и оживу, ежели ты поклянешься мне…
— Клянусь! Клянусь! — сразу же согласился Гаврилуцэ.
— Тогда поклянись, мой любимый супруг, что ты ничего не видел.
— Аминь! — поспешил ответить Гаврилуцэ.
И драма кончилась. Боярыня Дафина совершенно оправилась.
Я благословляю сие воскрешение из мертвых. Буду считать его прелюдией утешения несчастного изгнанника веницейского дворянина Джузеппе Ванини».
Этому же члену тайного Совета десяти послал свое письмо и второй веницейский посол, синьор Гвидо Солари:
«Моему великому покровителю, сиятельному князю Андреа Ванини, шлет самые признательные и почтительные приветствия Гвидо Солари, посол в Молдове. Господин мой и повелитель, доношу тебе, что я благополучно прибыл к этому отдаленному двору, где ожидаем мы войны с нечестивым измаильтянином.
О самых главных событиях сообщил тебе, несомненно, мой спутник, достопочтенный синьор Джузеппе, который и старше и опытней меня и лучше знает людей. Так что я не осмеливаюсь писать о военных и прочих политических делах. Я посчитал, однако, что твою светлость могут заинтересовать некоторые обстоятельства и события из жизни этого двора, который для меня предстал в особом свете.
Среди того, что я увидел, меня особливо заинтересовало войско из среды мелкого служилого люда, называемого тут рэзешами. Впервые я увидел это войско в Романе; мой здешний друг, человек уже пожилой, обучавшийся у нас в Венеции, поведал мне, что эти воины, коих отличает превосходная выправка и замечательный вид, не состоят у князя на жалованье. Это княжьи люди, сказал о них друг мой, постельничий Штефан Мештер, двоюродный брат Басараба-водэ, бывшего некогда властителем Валахии. Так как милостью моих высоких покровителей мне предопределено служить Венеции саблей, будь то на границах государства нашего или на островах, коими мы владеем, я со вниманием приглядываюсь к войскам господаря Молдовы. Я видел десять или двенадцать тысяч наемников, которых содержит князь; это основное войско с легким вооружением. Именно это войско три года тому назад вело войну с Басарабом-водэ. По сути дела, это была война с измаильтянами, под властью которых находился Басараб-водэ. У самого Басараба было мало войска; воевали в основном нехристи, занимавшие дунайские крепости. В той войне наемные ратники Штефана-водэ и бояре Молдовы со своими людьми проявили храбрость и умение подчиняться. С тех пор Штефан-водэ еще больше укрепил порядок и повысил мастерство своих войск, сосредоточивая их по большей части здесь, в этом стане. На высоте, именуемой Крепостцой, у князя есть хорошая артиллерия. Некоторые пушки легко перевозят на двух парах волов; однако другие, те, что называются «пивы», отлитые из бронзы, очень тяжелы. Они установлены на длинных дрогах с маленькими колесами, и требуется двадцать, а то и тридцать пар волов, чтобы их сдвинуть с места. Говорят, что у турок «пивы» еще более мощные, чем у Штефана-водэ. Не представляю, как их можно передвигать по дорогам этой страны, — ведь дорог здесь просто не существует; слышал я, что, кроме шестидесяти волов, кои тянут у измаильтян каждую «пиву», орудие в трудных местах толкают шестьдесят или пятьдесят христианских рабов.