— Меня больше беспокоит наш итальянец, ведь он ничего не ел со вчерашнего дня в предвкушении пира.
Затем он обратился к привратникам:
— Стало быть, князь приказал привести пленников?
— Сие нам неизвестно, честной конюший Ону. Государь приказал вашим милостям явиться в том виде, в каком вы прибыли.
— А когда же мы успеем переодеться к столу?
— К какому столу, честной конюший?
— К столу, накрытому в честь тезоименитства господаря.
— Нынче для двора готовится скромный обед, а в кухне господаря повара сидят, сложа руки. Князь соблюдает пост. Отец архимандрит сказал, что нынче пришел скорбный день, ибо на страну напали нехристи, и посему господарю не до пиров, душа его возносится в молитвах. Сии слова все мы слышали. В прежние годы, честной конющий Ону, было иначе.
Переговариваясь таким образом, конюшие вновь сели на коней. Отряд рэзешей въехал во двор и выстроился как стена перед крыльцом. Простые пленники, безоружные, остались на левом фланге. Храна-беку было дозволено занять место рядом с конюшим Ону, взявшим его в полон. Возле Храна-бека остановил своего коня и постельничий Штефан Мештер. Конюший Симион и посол Венеции встали чуть поодаль. В это время парадные двери распахнулись, и появился Штефан-водэ безо всякой свиты, в той одежде, в которой он обычно бывал в воинском стане и на молебствиях.
Он вышел с непокрытой головой и, остановившись на крыльце, оперся руками о перила. Конюший Симион снял шапку и склонился:
— Долгих лет тебе, государь!
Рэзеши все разом сняли шапки и, положив их, как учил Ждер, меж конских ушей, в один голос прокричали:
— Буди здрав, государь!
— Благодарствую, любезный конюший, — ответил Штефан-водэ. — Благодарю вас всех. Душа моя с удовольствием приемлет поздравления ваши и тот дар, что вы, как я вижу, мне преподносите.
Лицо князя посветлело, он ласково улыбался. Седины светлым ореолом увенчивали его голову, и рэзеши, увидев его таким, возрадовались в сердцах, полагая, что бог вселил в князя веру в победу.
Штефан-водэ поклонился синьору Гвидо и поманил его рукой, приглашая подойти поближе. Синьор Гвидо быстро соскочил с коня, бросил поводья своему слуге и поспешил к господарю.
— Подойди, и ты, конюший Симион, — продолжал Штефан-водэ. — Я полагаю, что это пленники из Войнясы, о коих уже известил меня боярин Маноле Черный.
— Да, пресветлый князь.
— И среди них Храна-бек?
— Храна-бека представит мой младший брат, конюший Ону.
— Скажи, чтоб представили мне всех.
На мгновенье голос князя стал резче.
Конюший Симион повернул коня к левому крылу отряда. Вытащив сабли, рэзеши подтолкнули пленных к князю. По распоряжению Симиона и Ионуца измаильтянских всадников построили в пятнадцать рядов, по дюжине в каждом ряду. Как им было приказано, турки проехали несколько шагов вперед, затем спрыгнули с коней и толпой двинулись к крыльцу, чтобы встать на колени перед князем.
Храна-бек спокойно слез с коня, приблизился к крыльцу и на первой ступеньке преклонил колено. Ионуц и Ботезату тоже спешились и стали за спиной Храна-бека.
— Пока господь рассудит нас, — мягко проговорил Штефан-водэ, обращаясь к бею, — я считаю тебя, Храна- бек, своим гостем и отдаю во власть слуги моего, конюшего Ону Черного.
Георге Ботезату перевел измаильтянскому бею добрые слова господаря. Храна-бек поднялся и по-восточному приветствовал князя, поднеся руку к сердцу, губам и ко лбу, после чего вновь склонил голову.
— Ну, теперь сей военачальник грабителей, — сказал со вздохом Штефан Мештер конюшему Симиону, — уже не сможет вернуться к султану, ибо там его ждут немые палачи с шелковой удавкой. А здесь господарь милостиво встретил его — так он нынче празднует свои именины.
— Других пленников обыскать и отвести потом в Сучаву, — приказал князь. — Судьбу их решит отец Амфилохие. А Храна-бека, конюший Ону, отправь в Тимиш.
Господарь ушел. Конюший Симион повторил его приказания начальнику дворцовой стражи и передал ему приведенных пленников. Тем временем отец Амфилохие известил прибывших, какие покои им отводятся и когда им следует пожаловать к столу. Венецианский посол направился на поиски синьора Джузеппе; Штефан Мештер и конюшие были приглашены на обед в княжеские покои. Переодевшись, отдохнув и подкрепившись за трапезой, они предстали пред архимандритом.
Видно было, что архимандрит устал, бледное лицо его носило следы глубоких забот и тревоги.
— Меня известил обо всем конюший Маноле, — сказал он, — а я поведал все князю. Действия рэзешей и подвиги ваших милостей порадовали его. Мы уповаем и впредь на помощь всевышнего.